— Этого быть не может. Перед входом стоит стража. А ключ у меня. Входить дозволено только Мекчеи и старику Шукану. После захода солнца и до самого рассвета я никому не даю ключа.
Гергей кинул взгляд в окно. В окне были круглые стекляшки в свинцовой оправе и тройная железная решетка.
Против дверей, из которых падал косой луч света, стояла большая круглая кадка, доверху наполненная порохом.
Гергей запустил в нее руку, потом высыпал порох обратно.
— Этот хорош для пушек, — сказал он. — Сухой.
— Порох для ружей я держу в лагунках, — ответил Добо.
— Порох-то здешний или венский?
— И здешний, и венский.
— А какова смесь здешнего?
— Три четверти селитры, одна четверть серы и древесный уголь.
— Мягкий или твердый?
— Мягкий.
— Это лучше всего. Но угля я кладу чуточку больше, чем другие.
На почерневшей стене над кадкой виднелась большая закопченная, ободранная картина. Можно было различить только два лица: скорбное лицо бородатого мужчины и лицо юноши, склонившегося ему на грудь. Обе головы окружены были желтым ореолом. Начиная от шеи юноши полотно было сорвано, из-под него выступала побеленная стена.
— Тут были, очевидно, образа, — сказал Добо. — Может быть, их написали еще при Иштване Святом.
Около ризницы работали две пороховые мельницы. Их вращали лошади.
Под боковым каменным сводом церкви солдаты изготовляли ручные гранаты. Два сержанта-пушкаря следили за их работой.
Гергей остановился. Взглянул на порох, на фитиль и покачал головой.
— Неладно что-нибудь? — спросил Добо.
— Ладно-то ладно, — Гергей передернул плечами, — но только уж для той башни, где я буду стоять, позвольте мне самому делать гранаты.
— Если знаешь лучший способ, расскажи нам. Ты человек ученый, а защита крепости важнее всего прочего.
— Да, я знаю лучший способ. У вас гранаты старого образца. Они трещат, подскакивают, разрываются — и делу конец. А я кладу в свои гранаты заряд.
— Какой заряд?
— Вроде маленькой гранаты. Промасленную паклю, осыпанную медными опилками, железные опилки и кусок серы. Моя граната действует дважды: разорвется — и тогда из нее выскакивает вторая граната.
Добо обернулся и крикнул работающим:
— Прекратить работу! Господин старший лейтенант Борнемисса придет к вам, и вы будете делать так, как он прикажет.
Они поднялись на колокольню, превращенную в башню.
Наверху она была огорожена плетеными турами, наполненными землей. Между турами под каменными сводами помещались пушки. А посередине — горки ядер и пороховая яма.
Отсюда видны были все наружные укрепления, охватившие огромным полукругом восточную сторону крепости, две башни на них и на башнях две круглые вышки.
Но видна была и возвышенность напротив стены, которая была наполовину ниже самой крепости.
— Да, вот здесь, с восточной стороны, и будут осаждать пуще всего, — рассудил Гергей. — А вдобавок еще по утрам здесь солнце бьет в глаза. Тут нужен человек неробкого десятка!
— Я о тебе подумал.
— Спасибо. Не подведу!
И они пожали друг другу руки.
Среди прочих пушек словно на корточках стояла огромная и массивная бронзовая пушка. В ее широкое жерло входили ядра с человеческую голову. На стволе сверкали золотом всякие надписи и украшения.
— Это Баба, — сказал Добо. — Прочти-ка, что на ней написано.
На стволе пушки в венке из пальмовых ветвей блестело изречение:
БОГ — НАША СИЛА И КРЕПОСТЬ!
Девятого сентября солнце не показывалось. Небо затянули серые тучи. Крутые вершины Матры заволокло мглой. Погода напоминала капризного ребенка: ему и плакать хочется, и на ум не пришло, из-за чего бы поплакать.
В крепости оживление: люди снуют, стучат. На нижнем рынке плотники плоско затесывают концы шестов длиной в полсажени. Тут же несколько солдат сверлят отверстия в этих затесанных концах, а шесты соединяют крест-накрест. Третья группа солдат привязывает к крестовинам просмоленную и промасленную паклю. Крестовины назывались «фурко». Их набралась уже целая куча.
Возле ризницы старик Шукар мерками отмеряет порох. Крестьяне набивают порохом небольшие кожаные мешочки и относят пушкарям.
Здесь же сержант-пушкарь Янош следит за тем, как снаряжают порохом круглые гранаты из обожженной глины. Из запальных отверстий торчат фитили длиной в пядь. Эти гранаты с зажженными фитилями забрасывают в расположение противника при помощи проволочных приспособлений, похожих на английские битки для мячей. Но бросали гранаты и с руки, а если они с ушками, то и с копья. Гранат изготовлено было уже около тысячи штук.
Возле Старых ворот стоят два длинных ряда домов, разделенные площадью нижнего рынка. Это казармы. Здесь орудуют точильщики и стучат слесари. Они обязаны чинить оружие каждому, кто принесет.
Рядом с Темными воротами, в просторных подземных стойлах, коровы и волы пережевывают жвачку. Мясники устроили бойню прямо подле крепостной стены. Кровь стекает по канавке в ров.
Для обитателей крепости каждый день закалывают по четыре, по пять волов или коров.
Гергей стоял как раз на Шандоровской башне. Около нее из бревен и досок соорудили помост, чтобы изнутри крепости можно было подниматься на стены целым отрядом. Каменные лестницы башен не были приспособлены к тому, чтобы в случае срочной необходимости защитники сразу могли очутиться наверху.
Помосты были сооружены возле каждой башни, но у Шандоровской их переделывали заново, так как плохо вбили сваи и помост шатался.
Добо поднялся на помост вместе со своими офицерами, потом, покачав столбы, сказал:
— Столб должен быть вкопан так, чтобы он один мог удержать сто человек, если даже все остальные столбы будут сбиты. К каждому столбу поставьте подпорки и густо побелите их. — И, обернувшись к оруженосцу, добавил: — Ступай к женщинам — пусть принесут известку и кисти.
На церковной колокольне пронзительно затрубил трубач.
— Что такое? — крикнул ему Мекчеи. — Ты что трубишь? Мы же здесь!
— Идут!
И тут все офицеры поняли: идет передовой отряд турок!
Уже много дней до самого Маклара стояла длинная цепь караульных. Эта живая подзорная труба, протянувшаяся до Абоньского поля, день и ночь наблюдала за приближением турецкой рати. Переодетые лазутчики ходили и дальше, до Вамошдбера и Хатвана. Они уже донесли Добо, что турки выступили. Лейтенант Лукач Надь вызвался сделать вылазку из крепости и с отборным отрядом в двадцать четыре всадника расстроить передовые отряды турок. Но весть о прибытии головного турецкого отряда в Абонь разнеслась только сейчас. Теперь уж знали наверняка, что турки направляются именно к Эгеру.
Вот что означал возглас: «Идут!»
Мекчеи взбежал на стену и помчался к южным воротам. Добо — тоже. Офицеры последовали за ним. У южной башни они остановились и, приставив руку козырьком к глазам, глядели на дорогу, которая вела из далекой равнины через деревушки Алмадяр и Тихамер прямо к крепостным воротам.
