нас.
Я всё перепробовал: чемоданы, спортивные сумки, сумки на колёсах… И вот уже который год пользуюсь среднего размера сумкой, с удобными ручками, чтобы можно было нести в руке, а не на плече. В эту сумку должны войти рубашки, футболки, пара пуловеров, две пары брюк, одна пара обуви, несессер и бельё на две недели. При этом надо продумать варианты, чтобы выглядеть неплохо, всё-таки работа у меня публичная, и чтобы удобно было проехать от Челябинска до Тюмени на автомобиле. Сумка должна быть крепкая, с полужёсткими стенками, лучше всего не очень яркая, но всё же не лишённая какой-то красоты (
Завтра полечу в Москву, потом в Уфу, а дальше – Магнитогорск, Челябинск, Екатеринбург, Тюмень. Все переезды между городами будут на машине. Намотаем на колёса мно-о-о-го уже знакомых километров.
Вчера ездил к родителям на дачу, чудесно и долго чаёвничали. Мама прочла то, что я написал про раскрашенные «Семнадцать мгновений весны». Меня заинтересовало, что она по этому поводу думает, и мама сказала так точно, верно и тонко, что я вижу необходимость её процитировать, потому что для меня мама своим высказыванием объяснила всё окончательно и практически закрыла тему. Для меня закрыла. Мама же моя (
Она сказала приблизительно следующее: «Я помню прекрасно, как смотрела этот фильм в первый раз, когда он только вышел, то есть когда фильм был свежий и ещё не был ни культовым, ни классическим, ни неприкосновенным. А просто вышел на экраны телевизоров многосерийный фильм. (Кстати, я тоже это хорошо помню. Мне было шесть лет. Мне не нравилось это кино, потому что на время его показа со мной никто не играл, мне не разрешали задавать вопросы и требовали от меня тишины.) Мы стали его смотреть и, конечно же, сразу полюбили. И я помню, какое от фильма исходило таинственное ощущение чего-то значительного, глубокого и умного. Такими мы никогда не видели немцев, никогда не видели любимых артистов в такой обстановке и такой одежде. Голос Капеляна звучал завораживающе… А сейчас, в майские праздники, делать было нечего, и я посмотрела весь фильм в цвете. Мне совершенно неважно, хорошо его раскрасили, плохо, просто я поняла, что впервые его смотрю как обычный телевизионный детективчик. Вся значительность и таинственность исчезла. Обычный сериал, ничего особенного. То-то, наверное, юные, кто смотрел в первый раз, удивлялись придыханию, с которым мы говорим об этом фильме. Хорошо сделанная работа. Научились у нас на телевидении из всего сделать обычный детективчик».
Приблизительно так мама сказала, очень спокойно, с улыбкой…
Мне приходят эсэмэски, а ещё друзья звонят из Иркутска, Хабаровска, Владивостока, пишут, мол, держись, не переживай, или говорят: наплюй, мы с тобой. Я спрашиваю: «По какому поводу соболезнования?» А они говорят: «Да мы тут в газетах почли про твою премьеру…»
Все неприятные или гнусные высказывания журналистов прежде всего задевают друзей или самых близких, их это огорчает больше всего. А ещё мне обидно за зрителей, которые заранее покупали билеты, ждали, аплодировали, дарили цветы, приветствовали спектакль стоя. Те, кто написал мерзости про премьеру, находились же среди этих зрителей. И написав ехидную глупость, оскорбили не меня… а как бы сказали тем, для кого спектакль оказался важным и сильным переживанием, мол, вы дураки, ничего не понимаете, этот Гришковец вас в очередной раз обманул. Вот такого отношения к публике, которую могу назвать своей, я им простить не могу. За себя я вступаюсь редко. А за своих – всегда (
Пойду, принесу из кладовки сумку.
22 мая
Диктую по телефону из Магнитогорска. Вчера приехал сюда из Уфы. Сыграю спектакль и завтра отправлюсь в Челябинск. Последние два дня живу с сильным ощущением большой утраты. Узнал позавчера о смерти Олега Ивановича Янковского. Не очень знал, с каким настроением и какой краской играть вечером спектакль. К тому же не так давно Олег Иванович был на той самой сцене Уфимского драматического театра… Не удержался, сказал перед спектаклем о беде, которая буквально накрыла русский театр и русский кинематограф. Зрители долго аплодировали. Как вы понимаете, не мне.
Мне посчастливилось быть знакомым с Олегом Ивановичем. Четыре года назад у меня было к нему предложение… В итоге ничего не вышло, но около трёх месяцев мы довольно много общались. Не буду говорить о нём как о человеке, потому что у меня нет никаких прав и оснований это делать. Мы не были ни приятелями, ни друзьями. У нас был только небольшой эпизод… и симпатия, надеюсь, взаимная. Могу сказать, что он не очень был похож на своих персонажей… но это всё неважно. Сильнейшее горе я испытываю из-за того, что не стало великого русского артиста.
Когда уходит из жизни пожилая, в прошлом великая балерина, или некогда великий оперный певец, или отошедший от дел писатель, или ушедший на покой и переехавший куда-нибудь далеко режиссёр… или тихо, скромно, умирает забытая публикой пожилая певица… Это всегда беда и горе, но это беда и горе скорее для тех, кто знал этих людей раньше, для близких, для друзей, детей. Семейная трагедия. Смерть Олега Ивановича Янковского совершенно другого уровня событие, это беда национальная.
Феномен Янковского в том, что он безупречно прожил в кино все свои возрасты. Он появился совсем юным и сразу не в эпизоде, а в большой роли. Мы знаем много примеров того, как, появившись юным на экране, актёр не переживал перехода в другой возраст, то есть публика полюбила его молодым и другим увидеть не захотела. Янковский блестяще справился с возрастом тридцатилетнего, потом сорокалетнего героя. Когда у него возникали паузы, мы с волнением ждали, каким он будет на новом этапе жизни. И он был всегда безупречен. Участие Янковского всегда вызывало как минимум доверие к фильму, потому что в плохом и бессмысленном он не участвовал. А туда, где смысла было не очень много, привносил дополнительные смыслы.
Я очень боялся того, как Янковский войдёт в зрелый возраст. Потому что в наш новый кинематограф мэтры вошли с трудом, а то и не смогли войти вовсе. И вот я вижу Янковского в фильме «Любовник» и с восторгом понимаю, что он опять на такой высоте и опять такой новый, каким прежде мы его не видели. Он вошёл в своё шестидесятилетие в прекрасной, кристальной форме… и вот его не стало. Я знал, что он давно болен, и болен даже не тяжело – безнадёжно. Но всё равно его не стало вдруг. И горе, которое я переживаю последние два дня, – исключительно зрительское: мы не увидим на экране и в театре Янковского семидесятилетним, семидесятипятилетним и далее. Мы не узнаем, как он мог сыграть героев в тех возрастах. Этих ролей не случится. А так, как он, этого не сделает никто, – актёров с такой интонацией, таким звучанием нет и не будет…
28 мая
Продолжаются напряжённые гастроли. В данный момент диктую по телефону из машины, стартовал из Екатеринбурга в Тюмень. Завтра исполним в Тюмени спектакль «По По» с Игорем Золотовицким, отметим окончание гастролей. Только когда вернусь домой, смогу более внятно что-то рассказать и сообщить.
В Екатеринбурге спектакли прошли радостно, здесь я два раза сыграл премьеру «+1». Очень волновался, поскольку екатеринбургский театр – самая большая театральная площадка, на которой мне приходилось и приходится выступать. Волновался потому что не знал, как смогу держать внимание в таком большом зале, волновался за техническую сторону… Но спектакли прошли так!
Вчерашний получился лучшим из премьерных, и могу с полной ответственностью сказать, что тот успех, который я ощутил, та овация, которая случилась в конце, и та атмосфера, которая накопилась к финалу… такого я не испытывал за все десять лет театральной работы. Вчера у меня было ощущение абсолютного счастья. Всё было каким-то особенным, таким, какого прежде не было. Сейчас ощущаю только усталость, опустошение и при этом полное удовлетворение. Как же здорово! Все билеты были раскуплены за две недели, причём без всякой рекламы. Люди ждали. После спектакля многие говорили, что тоже очень волновались, опасались разочароваться, опасались повторений ранее разработанных тем, боялись не