А вот коллеги…
Если кто-то не в курсе, встреча была организована и состоялась перед благотворительным концертом. И на неё пришли некоторые участники концерта, те, кого специально отобрали и пригласили. Благотворительный концерт был очередной акцией фонда «Подари жизнь», лицом и лидером которого является Чулпан Хаматова. На встрече с премьером она одна имела осмысленную, внятную, а главное – уместную позицию и подняла вопросы и проблемы, которые хорошо знает, понимает, а главное – в контексте мероприятия только её вопросы и просьбы были действительно
В попытке что-то донести до власти, передать записочку, подать челобитную или открыть глаза на частную проблему есть что-то средневековое и даже убогое. Как только кто-то делает такую попытку, он неизбежно попадает в унизительное положение просителя. И в этом случае не важна форма подачи, даже если эта форма будет внешне независимой и дерзкой, – унижение неизбежно.
Художник (в широком смысле слова), вступая в непосредственный диалог с властью, приближаясь к ней – немедленно попадает в двусмысленную ситуацию. Он неизбежно ощущает свою ответственность и значимость и при этом не может расстаться с волнением и почти трепетом, к тому же он очень хочет сохранить вид независимого и свободного человека. Такой диалог сложен, травмоопасен (в душевном смысле), но самое главное – абсолютно бесполезен и ненужен самому художнику. Нужен такой диалог бывает только власти.
Точнее, власти нужен не диалог, ей нужно приблизить к себе художника, потому что художников любят, а власть – нет.
Как бы свободно и дерзко ни говорил Шевчук с премьером, он всё равно выглядел как ходок, пришедший к Ленину. Как может умный человек обращаться к другому человеку с вопросом, а на самом деле просьбой, о демократизации общества?! Это же нелепость! К тому же уважаемый и даже любимый музыкант подал премьеру какую-то бумажку. И что бы в ней ни было – это челобитная. Не понимаю, почему Путин спросил Шевчука, как его зовут. Это, конечно, было грубо. Но зачем тот ответил, что его зовут Юра? Как важно держать дистанцию и не опускаться до сленга, который почтенный музыкант себе позволил. Как важно держать осанку: уж если ты решился на диалог с властью, к такому диалогу надо быть готовым. К напряжению, которое возникло, никто, кроме премьера, готов не был, этого напряжения никто не выдержал. Чему и каким шуткам показно смеялся остроумнейший Леонид Ярмольник, которого не так просто рассмешить? Он смеялся любой реплике премьера как выдающемуся и остроумнейшему высказыванию.
Горько было слушать и читать лепет, который себе позволили независимые, свободные и даже гордые музыканты Лагутенко, Арбенина и Макаревич. О чём они говорили?! Неужели они не понимали, что ситуация и контекст не годятся для разговора о домашних животных, тиграх и сцеженном молоке. Они будто нарочно убеждали власть в том, что артисты и творческая интеллигенция ни о чём, кроме милых частностей, говорить не могут. Говоря о проблеме домашних животных, они как бы сами себя свели до статуса милых питомцев. Как старательно за тем самым столом многие пытались воспользоваться любой возможностью свести разговор к шутке, изображая при этом независимое и вольное поведение! Как всем хотелось в этой ситуации сохранить лицо! Но в ситуации разговора художника с властью это сделать практически невозможно. Премьер же был самим собой. Коллеги ещё раз убедили его в том, какое место они, да и вся наша культура, занимают в жизни страны. Горько всё это, обидно и стыдно!
Единственно, своей реакцией на предложенный Юрием Шевчуком тост Владимир Владимирович превзошёл самого себя. Хотя по-своему его ответ был остроумным… Но очень по-своему!
Перед тем как писать это, послушал выступление Никиты Михалкова, который комментировал своё участие в Каннском фестивале и говорил о своём произведении «Предстояние». Даже непонятно, куда деваться. Ужас!
Но завтра лето. Дожили.
1 июня
Не ожидал такой вопиющей наивности и практически стопроцентной глухоты. Не ожидал встретить столь дремучее и абсолютно несегодняшнее ощущение мира и миропорядка, причём у совсем молодых людей. Как глубоко коренится вера в то, что царя, доброго или недоброго, можно просветить, проинформировать, открыть ему глаза! Это трогательно, наивно и в равной же мере глупо.
Те, кто восхищается смелым и благородным поступком любимого музыканта и поэта (которого я впервые услышал и полюбил ещё в 1987 году, слушал на корабле тайком и хотел только одного – пожать этому человеку руку), должны понимать, что те, кто устраивал эту встречу, и те, кто занимается пропагандой, точно так же рады тому, что он сказал и сделал. Он сработал на пропагандистскую машину, им здорово сманипулировали!.. Он помог создать ощущение того, что власть допускает с собой свободный и вольнодумный диалог. А то, что этот диалог был корявым, сбивчивым и, в итоге, безрезультатным, – власть и пропаганда записали себе в актив, а не наоброт.
Повторяю коротко: любое обращение к власти с просьбой эту власть только укрепляет. По-другому быть не может.
Мне писали, мол, чего другого я ждал от этой встречи. Ничего я не ждал и ждать не мог. И если кто-то мои слова воспринимает как злорадное осуждение коллеги – это также злобная глупость. Мне жаль, что совершилась досадная ошибка…
Я давно не участвую в общих пресс-конференциях и «круглых столах», куда меня регулярно зовут. Произошло это после того, как во время нескольких зарубежных книжных ярмарок я принял участие в групповых пресс-конференциях для иностранных СМИ. Нас за столом было шесть, а то и восемь писателей. И очень многие коллеги использовали эту возможность для обличения режима. А я понимал, что это неудобно, трусливо и как-то по-псевдодиссидентски. Но поскольку я сидел за столом, хоть ничего и не говорил, я всё равно как бы поддерживал консолидированное единым столом мнение. С тех пор я говорю то, что хочу и считаю нужным, здесь, на Родине.
Почему в СССР было так много сатириков? Они высмеивали частности: разоблачали бюрократов, бракоделов, взяточников, пьяниц, тунеядцев, в том числе милиционеров, – и были просто необходимы системе. Любая сатира утверждает и укрепляет систему. Критикуя частности, сатирики указывают на её просчёты и недостатки, сама же система тем самым утверждается ими как идеальная…
Это я так, к сведению. Повторюсь, любое непосредственное обращение к власти – укрепляет власть. Любая критика частностей делает то же самое.
У художников, поэтов, музыкантов… есть свои возможности высказаться. И художественного слова, поэтического и музыкального, никакая власть лишить не может. Не сможет перефразировать и обратить в шутку… Что печально: Шевчук сказал то, с чем я согласен, он произнёс то, по поводу чего я сам переживаю и что мне давно известно. Но сказал так, что прозвучало это не смело, а просто дерзко. А дерзость сродни хулиганству. К тому же поговорили они с премьером приблизительно на одном языке. Причём в итоге стиль разговора продиктовал Путин, он и победил. А по-другому быть не могло. Я очень жалею, что почтенный музыкант, заработавший себе доброе имя долгой и бескомпромиссной работой, позволил себя победить, точнее, поставил себя в ситуацию, в которой ему невозможно было одержать верх.
Кто-то считает мою позицию чистоплюйством, хитростью и слабостью, мол, сидя у компьютера, можно тявкать, и это безопасно. Но поверьте, я отдаю себе отчёт и прекрасно знаю, сколько людей и кто читает то же самое, что сейчас читаете вы.
Очень надеюсь, что юнцы, не умеющие читать и слушать другое мнение, не будут забрасывать меня своими скоропалительными и глупыми комментариями. Всё удалю к чёртовой матери. Также прошу не беспокоиться поклонников Шевчука. Если вы принимаете то, что я написал, за оскорбление кумира, – вы также очень ошибаетесь. Он совершил досадную ошибку. Он явно переоценил и собственный вес, и уровень сегодняшней власти.
А если бы то, что он сказал, было власти не нужно, это не было бы показано по всем государственным каналам. Пожалуйста, не будьте так наивны! Поверьте, мне нелегко дался вчерашний мой текст и сегодняшний тоже.
