– Исчерпывающе, – сказал Олим тем же голосом, негромким и монотонным. – Вот три пункта, которых вполне достаточно.
– Однако же ни один из них ничего не говорит о работе на врага.
– Если бы у нас было время и желание искать, мы нашли бы доказательства. Но нет необходимости. Зато три пункта доказаны.
– Не уверена. Почему вы решили, например, что мои отношения с Форамой Ро не были чисто тактическими?
Выражение лица Олима не изменилось, когда он сказал:
– Если бы у нас и были сомнения, они отпали бы сейчас. В машине вы успешно отстояли свою честь. Раньше такое не пришло бы вам в голову. Вы не дура, вы поняли, почему он полез к вам. И знали, что уступить – проще. Но не пошли на это.
– Да, – сказала Мин Алика. – Не пошла. И именно по той причине, которую вы подразумевали.
Олим несколько секунд помолчал. Он знал и это: смелость отчаяния. Последняя роскошь, какую может позволить себе уличенный.
– Ну вот и все, – сказал он затем. – По традиции, могу выслушать ваши последние желания. Не могу поручиться, что мы их выполним. Но если что-то будет в наших силах…
– Разумеется, – сказала Мин Алика, – вы передали бы мое последнее «прости» моим родителям, если бы не та катастрофа. Не уверена, что вы не приложили к ней руки.
– Нет, – сказал Олим. – Не было надобности. Это случай.
– Хорошо, – сказала Мин Алика, раскрыв сумочку и разглядывая себя в зеркальце. – В таком случае, я выскажу одно-единственное пожелание. Не сомневаюсь, мор коронный рыцарь (таково было высокое звание Олима, и, произнося его, Мин Алика сама улыбнулась про себя: быстро же вернулся к ней акцент Второй планеты, язык юности), что мое пожелание всецело совпадает с вашим, и вы не пожалеете сил, чтобы выполнить его в точности.
– Интересно, – сказал Олим без любопытства.
– Я желаю, мор Олим, чтобы вы жили долго и безмятежно. Очень долго и очень безмятежно. Вот и все.
– Постараюсь, – сказал Олим без улыбки. – Значит, все.
– Обождите. Для того чтобы выполнить мое пожелание, вы должны затратить полчаса и внимательно выслушать меня, по возможности не перебивая.
– Я никогда не перебивал вас, – сказал Олим.
– Вот и сейчас попытайтесь соблюсти традицию.
– У меня нет тридцати минут. Пятнадцать.
– Хорошо. За это время я успею изложить главное. Думаю, потом вы захотите услышать продолжение.
– Только не надо лишней игры, – сказал Олим. – Так у меня останется очень приятное впечатление о вас. Вы уходите, как и полагается, без истерик и многословия. А если вы сейчас начнете хитрить, то все смажете. Вы художница. В смерти тоже надо быть художником.
– Полагаю, этим советом мне удастся воспользоваться не так уж скоро, – сказала Мин Алика и улыбнулась. – Теперь скажите мне, мор рыцарь, но откровенно, так, как вы любите, чтобы отвечали вам: сколько институтов взорвалось у нас?
Тут Олим моргнул: к такому вопросу он не был готов, ни в коем случае.
– Какое это имеет отношение…
– Значит, взрывы были. Причина взрывов вам известна?
– Как и вам. Самопроизвольный стремительный распад…
– Нет, причина этого распада. Она вам известна?
Теперь в глазах Олима промелькнуло любопытство.
– Насколько я знаю, наши ученые работают. Но…
– Но пока ничего не выяснили. Так я и думала. Иначе вы не сидели бы тут спокойно.
– Ага, – сказал Олим, – еще одна информация, которую вы утаили?
– Нас слушают? – спросила Мин Алика.
– Сейчас? Нет.
– Тогда слушайте вы… Кстати, я ведь не знаю, кто вы по образованию. И насколько поймете…
– Я историк, – сказал Олим спокойно. – И профессия заставляет меня быть в немалой мере философом. Все мы в конце концов приходим к философии. Но это вам знать не обязательно. То, что я разведчик, вам известно. А значит, пойму то, что вы собираетесь мне рассказать. Вы ведь тоже гуманитарий. Или жизнь с физиком вас так обогатила? – Он глянул на часы. – Ладно, увертюра сыграна. Давайте первое действие.
Мин Алика и на самом деле уложилась в пятнадцать минут. Когда она закончила, Олим казался столь же невозмутимым, каким был в самом начале их встречи.
– Волнующий финал, – сказал он хладнокровно. – Кода, что надо. Итак, по-вашему, круги ада разверзаются перед нами. Но что тут можно поделать? Помиловать вас? Какой смысл, если мы все равно гибнем?
– Вовсе не обязательно гибнуть, – сказала Мин Алика. – Неужели вы этого не поняли?
– Я понял лишь, что вы так считаете. Но практической возможности изменить что-либо не вижу. Именно потому, что нахожусь достаточно высоко, откуда многие вещи видны иначе, чем от подножья.
Он начертил на новом листе единицу.
– Кто согласится лишиться нашего самого действенного оружия? Тут простое рассуждение: погибнем ли мы в результате этого самого распада – еще неизвестно, но, что мы наверняка погибнем, оставшись безоружными перед армадами Старой, – факт, не подлежащий сомнению.
– Старой грозит, как вы знаете, то же самое. И она тоже постарается освободиться от своего оружия.
– Направив его на нас, естественно. И если я доложу вашу информацию наверх, Круглый Стол придет к такому же образу действий. Это же естественно.
– Но предположите, что у вас имеется договоренность. Не Круглого Стола с Высшим Кругом, но исполнителей с исполнителями. О том, что и те и другие армады согласованно уйдут, куда угодно, но только не на планеты, над которыми они обращаются.
– А у вас есть такая договоренность?
– Нет.
– Какой же прок фантазировать?
– Надо ее добиться. Предположим, что я прибыла сюда как представитель исполнителей той стороны для переговоров с такими же исполнителями нашей планеты.
– С кем же вы хотите разговаривать, представитель Полководца? Со Стратой?
– Кстати, почему она женского рода? Мне легче было бы договориться с мужчиной.
– Насчет рода я не знаю. Но, когда лет шесть назад операторами к машине приставили обученных девчонок, они стали называть ее только так. Страточка.
– Понятно, – усмехнулась Мин Алика. – Что же, придется договариваться с девочками, если нет другого выхода.
– Вздор, – сказал Олим. – От них ничего не зависит. Ни одна из них не посмеет ни на миллиметр изменить программу, которая, кстати, наверняка уже введена в машину.
– И вы этого еще не знаете?
– Через час буду знать. Знаю, что на нулевую готовность машина уже настроена. Но это неважно. Нет, ваш план кажется мне никуда не годным.
– А у меня есть основания верить в него. Да и все равно, другого плана у вас ведь нет.
– Если бы я даже поверил в его осуществимость, я ничем не смог бы вам помочь.
– Это мне и не нужно. Но если уж вы так хотите полюбоваться моей художественной смертью, то отложите удовольствие на некоторое время. А там посмотрим, захотите вы или нет воспользоваться вашей силой. Вы ведь знаете, что без вашего ведома я все равно с планеты не улизну. Да и куда? Там за мной тоже охотятся.
