как сражение происходило в гористой местности, противнику все же удавалось занять ту или иную выгодную позицию и даже кое-где потеснить наши отряды, когда они слишком наседали на них. Такая гористая местность мешала обозревать более широкое поле боя, и, лишь слыша отдаленные выстрелы, можно было догадаться о происходящей где-то ружейной схватке. С высоты можно было видеть внизу, на равнине, сильные резервы противника, построенные в полном порядке, а также его артиллерию, двенадцать орудий, которыми, в общем, он не пользовался. После описанных сражений, поскольку близилась ночь, я приказал сосредоточить наши рассеянные отряды, разобщенные из-за неровной местности и бесконечных стычек.
Собрав бригаду, мы направились по извилистой дороге в Комо. Враг отступал перед нами. В пригороде Сан-Вито мы сделали остановку, чтобы собрать нужные сведения, однако было трудно найти кого-нибудь из жителей. Все попрятались, боясь, что их не пощадят. Наконец, мы решились вступить в город. Испуганное население вначале не знало, чьи войска вошли, так как ночь была темная. Люди поспешно прятались за закрытыми окнами и дверями. Не было видно ни одной живой души. Но потом, услышав родной говор, они поняли, что мы — итальянцы, что мы — братья, и разыгрались сцены, которые невозможно описать. Это было похоже на взрыв мины. С молниеносной быстротой город был освещен. На окнах гроздьями висели люди, на улицах толпился народ. Все колокола били в набат, что в немалой степени способствовало устрашению убегающего врага. Кто в состоянии описать волнующую сцену в ту ночь в Комо? Кто может вспомнить о ней и не растрогаться?
Население неистовствовало! Мужчины, женщины, дети завладели моими бойцами. Объятия, плач, крики ура! Восторгам не было конца! Всю ночь не прекращалось это безумие. Несколько всадников, ехавших вместе со мной во главе колонны, с трудом могли удержаться на лошадях. Их тащили за ноги, особенно девушки, красота которых давала им, пожалуй, право по-хозяйски распоряжаться со своими соотечественниками-освободителями!
О неприятеле не знали ничего определенного. Кто говорил — он находится в одном месте, кто указывал на другое. Некоторые утверждали, что он двигается в направлении Камерлаты. Факт тот, что, когда мы (входили в одни ворота, враг вышел из других и, вероятно, не чувствуя себя в безопасности в Камерлате, он беспорядочно проследовал к Милану, оставляя за собой в складах Камерлаты много оружия и провианта.
Бедные храбрые альпийские стрелки расположились на улицах и площадях города. Им было от чего устать. Выйдя утром из Варезе, они были на марше весь день, потом сражались и снова полночи безостановочно двигались. Разве это не чудо для юнцов, не привыкших к тяжелым переходам? Только святая любовь к родине дала силу этой великолепной молодежи Италии крепко держаться на ногах.
Я же поступил, как истый ветеран: после того, как приказал построить несколько баррикад у выхода дороги на Камерлату и, растроганный, увидел моих измученных бойцов, распростертых на улицах и площадях города, я принял на минутку предложенное мне пристанище, кажется в доме Ровелли.
Враг получил жестокий удар. Принимая во внимание характер местности, бесконечные стычки, наступившую ночь, можно было предположить, что у противника много солдат разбежалось и он деморализован. Так и было на самом деле.
Однако, убедившись, что враг насчитывал примерно 9000 солдат, 12 артиллерийских орудий, достаточное количество кавалерии, а у нас меньше 3000 людей, всего несколько конных проводников и нет ни единой пушки, да еще местоположение Комо в лощине, окруженной со всех сторон высокой грядой гор, я с тревогой подумал, что же будет, если перед нами на следующий день вдруг окажется предприимчивый враг.
Такие мысли нарушали мой короткий отдых, и рассвет я встретил верхом на лошади, направляясь прямо в Камерлату, чтобы разузнать о противнике. Он оставил этот важный пункт. Таков был итог полученных мною сведений, что меня крайне обрадовало. Мои храбрые бойцы были до того обессилены, что думать о сражении в этот день было совершенно невозможно. Мы заняли Камерлату быстрым натиском. Стрелки отдыхали весь день к своему величайшему удовольствию.
Победа стоила нам довольно чувствительных потерь. Потеряли мы, правда, не много убитыми и ранеными, но зато каких людей? Де Кристофорис в благородном порыве неустрашимо бросил свой отряд в лобовую атаку позиции Сан-Фермо, заплатив за одержанную победу своей жизнью. Тяжелая потеря для нас. Молодой, красивый, скромный, как девушка, он обладал всеми достоинствами героя и великого полководца. Родина Де Кристофориса была родиной Анцани, Даверио, Манары[257]. Подобно им, он был рожден на земле рабов, но понял, как и они, что народ, давший миру таких людей, не должен быть никому слугой! Да, как они: храбрость, личное мужество Де Кристофориса бледнели рядом с другими драгоценными качествами его души, столь украшавшими его. Родина Сципионов[258], Гракхов[259] , нация, у которой на счету Веспри[260] и Леньяно[261], могут быть временно опустошены, раздавлены, растоптаны чужеземным сапогом или ослаблены от разлагающего влияния самозванцев, но никогда не переведутся в ней сыны, приводящие в изумление мир!
Педотти! Ростом он отличался от Де Кристофориса. Он был маленький, зато обладал той же храбростью и отдал свой долг отчизне. Тело его покоится среди тех, кто погиб в этой лобовой атаке. Педотти также принадлежал к избранной молодежи из лучших ломбардских семей, что пришли, когда началась вербовка волонтеров, и умножили их ряды. Он щедро раздавал свое золото на покупку оружия и умер за свою родину!
Картелльери, храбрый, как и оба первые, из той же шеренги. Он с 1848 г. был всюду, где кипел бой за Италию. О, отважные юноши! Ваши кости будут фундаментом для вечного здания нашей отчизны, столь вами любимой. Женщины грядущих поколений Италии будут учить своих детей на примере ваших славных поступков и благословлять ваши святые имена!
Я не помню имен многих моих братьев по оружию, павших в этой грандиозной битве, где кучка неопытных юношей в патриотическом порыве обратила в бегство многочисленные полчища Урбана, который бежал до самой Монцы, не оглядываясь, чтобы узнать, кто нанес ему поражение.
Обладание Комо улучшило наше положение, обеспечило всевозможными средствами, подняло доверие к нам, дало подкрепление людьми и оружием. Пароходы, по доброй воле администрации и их капитанов, принадлежали теперь нам, таким образом мы оказались хозяевами Вербано. Все местности, лежащие у озера Комо, Вальтеллина, Лекко и т. д., переходили на нашу сторону. Всюду население требовало оружия, чтобы участвовать в отечественной войне. Но у нас не хватало оружия, особенно боеприпасов, истраченных в предыдущих сражениях. Мы не только находились далеко от Пьемонта, нашей базы, но и всякая связь с ним была нарушена. Патриотизм некоторых лиц возмещал иногда отсутствие связи с Пьемонтом, и с их помощью мы все же получали оттуда сообщения, но добыть оружие и боеприпасы было трудно или совершенно невозможно. Это внушило мне мысль снова приблизиться к Лаго Маджоре и в то же самое время внезапно нанести удар по Лавено. Поэтому на дороге из Комо в Варезе опять появились альпийские стрелки.
Майора Биксио[262], выдающегося и очень энергичного человека из породы Козенца[263] и Медичи[264], которому можно было поручить любую операцию с уверенностью, что он ее выполнит, я и направил на рекогносцировку в Лавено. Однако ему не пришлось осуществить задуманную операцию, ибо, приблизившись к месту, я увидел, что атаку можно произвести с озера, и кому как не Биксио можно было поручить ее, так как он обладал не только качествами храброго военного, но и был опытным морским капитаном.
В Варезе была сделана короткая остановка, затем мы двинулись на Гавирату; оттуда бригада проследовала в Лавено. Я смог бы попытаться произвести ночную атаку на Лавено со всей моей бригадой. Однако, (получив донесение, что Урбан с большим подкреплением спешит за нами вслед, я не хотел рисковать всеми своими силами, имея (поблизости за спиной столь грозного противника. Итак, я решил пустить, в ход для атаки лишь две роты первого полка под командой капитанов Бронцетти и Ланди. Майор Марроккетти должен был их поддержать с остатками батальона, а полковник Козенн с оставшейся частью своего полка.
Тем временем подоспели две маленькие горные гаубицы и две мелкокалиберные пушки с
