выскочил из машины. Михаил Анатольевич выбрался следом не менее проворно.
— Ведите, — сказал Маколей и коснулся на миг Грамеля-Отражателя у себя на груди.
Дверь в квартиру Басуржицкого он вышиб одним ударом, извернувшись в немыслимом на взгляд Овечкина для человеческого тела прыжке.
Ни в приемной, ни в кабинете никого не было, и они побежали дальше по лабиринту коридоров и комнат. На сей раз Михаилу Анатольевичу казалось, что в квартире этой нет ни одной двери — они словно сами собою слетали с петель при одном только приближении Никсы. Так, совершенно беспрепятственно, они вбежали в центральную гостиную и там, на пороге, оба разом остановились и остолбенели, потому что картина, представшая их взорам, была поистине удивительной.
Вся мебель в комнате была перевернута вверх дном, являя следы сокрушительного побоища. В стороне на полу, среди раскиданных кресел, лежали скрученные по рукам и ногам Басуржицкий и его юный секретарь. Это бы ладно… но посреди всего этого разгрома стояла принцесса Маэлиналь с сияющим светлым лицом, ослепительно, царственно прекрасная. На ней был длинный, до пят, плащ из темно-зеленого бархата, отороченный горностаем, скрывавший современный земной наряд, и никто, глядя на нее сейчас, не усомнился бы в ее королевском происхождении. Принцесса протягивала руку для поцелуя коленопреклоненному перед нею спасителю.
Спаситель же несколько отвлекся, повернувшись на звук приближающихся шагов, и замер, держа принцессу за руку. То был зеленоглазый и светловолосый герой в ореоле неотразимой мужественности — Никса Маколей…
Принцесса тоже повернула голову к двери и застыла. Сияющая улыбка на ее лице при виде двойника прекрасного избавителя начала медленно меркнуть. И в комнате на несколько мгновений воцарилась гробовая тишина.
— Михаил Анатольевич… — вдруг тихо и робко произнесла Фируза, скромно стоявшая в стороне от романтической пары и никем до того не замеченная. Два слова этих разом оживили все соляные столбы.
— Принцесса! — вскричал Овечкин, бросаясь к ней. — Не верьте ему, это какой-то проходимец! Это не Никса!
И принцесса Маэлиналь, отдернув руку, ухватилась за Михаила Анатольевича, на мгновение превратившись из особы королевской крови в обыкновенную, насмерть перепуганную молоденькую девушку. С другой стороны к Овечкину подбежала Фируза, и он немедленно почувствовал себя способным умереть за них обеих и грозно поглядел на самозванца.
А тот, криво улыбаясь, медленно поднялся с колен и, не сводя глаз с молодого короля, сделал несколько шагов в сторону Овечкина и приникших к нему женщин.
Фантастическое было зрелище — эти два близнеца. Но Михаил Анатольевич ни на секунду не усомнился бы, который из них настоящий. Никогда у Никсы Маколея не могло быть такой гадкой усмешки и таких вкрадчивых, непередаваемо неприятных движений. Овечкин содрогнулся и крепче прижал к себе обеих девушек.
Истинный же король стоял как громом пораженный, глядя на Маэлиналь и как будто позабыв все на свете. Только когда самозванец подошел к ним совсем близко, Никса встрепенулся и перевел взгляд на своего врага.
— Ну что, Хорас, — медленно сказал он. — Поговорим?
— Не сейчас, — жутко осклабившись, отвечал тот. — Как ты, однако, спешишь, король, навстречу своей смерти!
Маколей улыбнулся.
— Зато ты напрасно пытаешься отсрочить свою. Я не выпущу тебя отсюда, пока мы не сразимся, чародей. Вооружайся!
— В другой раз, в другой раз, — гримасничая, отозвался Хорас. — Сейчас мне, право же, недосуг!
Он сделал еще один шаг в сторону Овечкина, и девушки отчаянно вскрикнули, ибо в этот момент обличье самозванца внезапно изменилось. Это больше не был Никса Маколей… но это не был и темноволосый гость Басуржицкого. Кто бы это ни был или, вернее, что бы это ни было, но человеческий вид оно утратило и словесному описанию поддавалось с трудом. Его можно было бы сравнить с взметнувшимся к потолку языком пламени, если б только пламя это не было черным и рогатым… и если б кто-нибудь был способен при виде его заниматься сравнениями. Михаил Анатольевич, например, похолодев и утратив разом всякое ощущение реальности, сумел только еще крепче прижать к себе женщин и беззвучно воззвать к небесному отцу.
У дьявольского создания не было ни лица, ни глаз, но казалось, оно видит всем своим существом, и видит насквозь, у него не было рук, но возникало ощущение, что оно прикасается к каждому и обволакивает собою, как липким удушливым дымом. Даже Никса Маколей дрогнул, увидев это преображение.
— Так ты не человек, — сказал он ошеломленно, — злой дух… Что нужно было тебе в моем королевстве?
— Тебя, Маколей, — отозвался шелестящий голос из ниоткуда, из каждого угла. — Но час еще не настал. Не надейся на свой Отражатель — он мне больше не страшен. Ты будешь мой… но — до следующей встречи, король!
Вслед за тем послышался тихий, леденящий душу смех, от которого у Михаила Анатольевича волосы поднялись дыбом. И в следующий миг мир исчез для него, сокрывшись мраком беспамятства.
А Никса Маколей увидел, как черный рогатый вихрь, сорвавшись с места, пронесся по комнате, обвил кольцом троих тесно прижавшихся друг к другу людей и пропал вместе с ними.
ГЛАВА 15
В то же мгновение все вокруг преобразилось. Исчезли хрустальные люстры, перевернутая и раскиданная антикварная мебель, ковры и канделябры, и огромная роскошная гостиная сжалась в небольшую убогую комнатушку, слабо освещенную одинокой лампочкой под пыльным стеклянным абажуром в центре потолка. Никса ошеломленно захлопал глазами, и тут кто-то пронзительно завизжал:
— Нет, не-е-ет! Не может быть!
Король отшатнулся, ничего не понимая, споткнулся о валявшийся позади стул, отшвырнул его ногою и попятился к двери. Визг в углу перешел в нечленораздельные рыдания, и, приглядевшись, он увидел, что это неистовствует хозяин бывшей великолепной квартиры, обманутый, видимо, во всех своих ожиданиях. Психиатр Басуржицкий извивался в своих путах, катаясь по полу, то ли пытаясь освободиться, то ли просто предаваясь отчаянию. Мальчик же секретарь лежал совершенно неподвижно и не подавал признаков жизни.
Но Никсе было не до них. Чародей опять обманул его и на этот раз откровенно посмеялся над ним и забрал с собою людей… В последней надежде король бросился на середину комнаты — туда, где стояли перед исчезновением Овечкин и девушки и где, возможно, было место перехода в другой мир, в котором снова скрылся от него Хорас.
Но Грамель не сработал. И Никса остался, где был, и тусклая лампочка по-прежнему освещала убогую комнатку, а в ушах звенело от неумолчных воплей Басуржицкого.
— Дьявол! — в отчаянии вскричал Маколей. — Неужели это сам дьявол?! Куда же он делся на этот раз?
Казалось, никто уже и никогда не ответит ему на этот вопрос. Ничего нельзя было сделать… и от бессильной ярости у короля перехватило дыхание.
И тут совершенно неожиданно в дверях произошло какое-то движение, и в комнату стремительно влетел человек.
— Опоздал! — на ходу вскричал он, всплескивая руками. — Опять опоздал!
Он быстро завертел головою, оценивая обстановку, узрел Маколея и подбежал к нему. То был невысокий, щуплый старичок с пышной седой бородою и стоявшей вокруг головы облаком шевелюрой. Ноги его были босы.
