Говорить ему не хотелось. И думать ни о чем не хотелось. Помогая себе руками, он кое-как сел, выпрямился. Голова сильно кружилась. «Пустяки», строго сказал сам себе Овечкин. И то правда, подумаешь — голова!
Он оглядел всю компанию. Фируза робко улыбнулась и сразу отошла в сторонку, присела на землю у костра. Пэк купался в огне, дорвавшись до любимой стихии, и весело подмигнул, перехватив его взгляд. Стражник задумчиво и пристально смотрел на Михаила Анатольевича, думая о чем-то своем. Ловчий убрал флягу и не, торопясь, подошел к стражнику.
— Ну, вот и все, — устало сказал он. — Спасибо тебе, братец.
Тот встрепенулся, перевел взгляд на охотника.
— Быстро вы управились! И как?..
— Нормально, — протяжно ответил Ловчий. — Заклятие снято.
У Овечкина больно кольнуло в сердце. Он закрыл глаза. Только не вспоминать…
— Я рад, что девушка ваша уцелела, — сказал тем временем стражник. Очень за нее волновался. Ну что, не обмануло предчувствие-то?
— Не обмануло! Если б ее не похитили, у Хораса не было бы случая совершить подвиг. А так он погиб, спасая ее. Ну и нас всех заодно…
— Это хорошо, — сказал стражник. — Достойная смерть. Надеюсь, ему зачтется.
— Не иначе. Хотя ему, конечно, было на нас наплевать — он просто смерти искал, но дело тем не менее сделано.
«Не было ему наплевать, — упрямо, с горечью подумал Овечкин. — Не было!»
Спорить, впрочем, не имело смысла, да и сил не оставалось никаких…
— И куда вы теперь?
— В Данелойн, братец, лежит наша дорога. Передохнем у тебя немного, да и двинемся.
«В Данелойн…» Сердца Михаила Анатольевича коснулась горячая волна. Он глубоко вздохнул, отгоняя тягостные воспоминания, и открыл глаза, готовый отправляться в путь без всякого отдыха.
ГЛАВА 31
В Яблоневом Саду, в прекрасном Данелойне, события между тем развивались своим чередом.
— Дело швах! — выпалил Босоногий колдун вместо приветствия, вбегая в конфиденциальный кабинет короля Фенвика.
Почтенный старец, только что возвратившийся из поездки в Дамор, выглядел очень расстроенным и весьма непочтительно забыл поклониться при входе. Но государь, впившись в него взглядом, даже не вспомнил о нарушении этикета.
— Что, ужель они не согласны? — рявкнул он.
Аркадий Степанович скорбно покачал головой.
— Ни в какую! Подавай им принцессу Май, и все тут. Никаких талисманов не хотят! Король Редрик еще согласился бы, я думаю, но принц Ковин спит и видит, как женится наконец на Маэлиналь, и ни о чем другом слышать не хочет. А Соловей Лен, согласно донесению городской стражи, убит ночными бандитами в пьяной драке, и доказать, что это было сделано по приказанию принца, невозможно…
Король вцепился обеими руками в свою густую русую шевелюру и с силой дернул себя за волосы.
— Бедная моя девочка, — горестно сказал он. — Но что же делать? Мы не можем нарушить слово… Колдун, ты предложил им все, о чем мы договаривались?
— Все, и даже больше того, — устало ответил старец. — Разве что райскую гурию не вызвался украсть для принца взамен Маэлиналь. Да он бы на нее и не посмотрел…
Король Фенвик повернулся к Баламуту Доркину, с самого утра торчавшему у него в кабинете.
— Ты слышал? Теперь ты оставишь меня в покое? Твой друг сделал все, что можно. И не думай, что мое отцовское сердце болит меньше твоего!
— Она умрет, государь, — тихо сказал Баламут. — Она уже едва жива…
Королевский шут изрядно похудел за последнюю неделю. Ястребиные черты его лица сделались еще резче, и остатки черных волос вокруг лысины обильно подернулись сединой. Полагающееся Доркину по должности одеяние — черный камзол с широким красным воротником, вырезанным острыми углами, и панталоны с разноцветными штанинами, желтой и зеленой, — никак не вязалось с его угрюмым видом.
— Ты предлагаешь войну? — холодно вопросил король. — Хуже того — ты предлагаешь нарушить слово?!
Доркин понурился.
— Нет.
— Тогда ступай отсюда. У меня хлопот выше головы. Через две недели состоится свадьба. Ступайте оба! И чтобы я больше не видел этих похоронных мин!
В голосе короля Фенвика зазвенел металл, и Доркин с Босоногим колдуном поспешно удалились из кабинета.
Они вошли в покои, отведенные Аркадию Степановичу в королевском дворце, и Баламут бросился в широкое кресло, стоявшее у окна, а босоногий старец забегал по комнате, в волнении с хрустом выкручивая себе пальцы рук.
— Интрига, интрига, — забормотал он. — И придумать-то ничего не получается…
— Послушай, колдун, — хмуро сказал Доркин. — Я тут подумал… не можешь ли ты сотворить какую- нибудь куклу, вроде той нежити, что служила охраной Хорасу? Сделать ее похожей на принцессу, да и выдать замуж…
— Чушь собачья! — отмахнулся старец. — А куда мы денем настоящую принцессу? А как я смогу наделить эту… куклу, как ты выражаешься, магическим даром Маэлиналь? Да любой дурак сразу же распознает подмену! Я уж не говорю о том, что мне тогда остаток жизни пришлось бы провести в Данелойне, чтобы поддерживать этот фантом в рабочем состоянии. Нет, Баламут, это немыслимо. Скажи лучше, где твой чатури? Может, его наконец осенили боги?
— В саду резвится, — буркнул Баламут. — Осенят — так прилетит. Чем это тебе не нравится моя мысль? До свадьбы — две недели… послушай, колдун, я готов покончить с собой, ей-Богу, только бы не видеть, как она пойдет под венец с этим придурком! И я подозреваю, почтеннейший, что она вынашивает такие же планы — ты видел, как она улыбается, когда при ней говорят об этой проклятой свадьбе? Она не проживет после нее и трех дней, клянусь тебе!
Старец остановился посреди комнаты и топнул ногой.
— Ну что я могу сделать?
— Хоть что-нибудь! Послушай, колдун…
— Послушай, колдун, послушай, колдун!.. Меня зовут Аркадий Степанович, между прочим! Я не бог! И не могу отменить ваших законов чести! И не могу спасти принцессу так, чтобы не развязать войну! Доркин, Доркин…
Он махнул рукой и отвернулся.
Дело выглядело совершенно безнадежным. Последние деликатнейшие переговоры с правителем Дамора, когда Босоногий колдун предлагал самые невероятные отступные за принцессу, успехом не увенчались. А при первом же взгляде на Маэлиналь любому становилось ясно, что свадьбы этой она не переживет. Она и сейчас уже походила на тень, и улыбка ее казалась безмятежно потусторонней…
Баламут скрипнул зубами. И вдруг замер, как окаменел.
— Почтеннейший Аркадий Степанович, — произнес он тихо, почти шепотом, словно боясь вспугнуть посетившую его мысль. — Я, кажется, придумал… Еще одну чушь собачью, но зато без всякого колдовства. Если мы не можем подменить принцессу, то, может быть, мы можем подменить принца?
— Что?!
— Полное безумие, но вдруг получится?..
— О чем ты, Доркин?
Королевский шут с затравленным видом огляделся по сторонам и поманил старца к себе. Аркадий
