невозможно оторвать восхищенных глаз. Наверное, это почувствовали даже жаждавшие крови зрители, и в зале после недоуменного ропота воцарилась гробовая тишина. Мы танцевали под звон собственных клинков и не нуждались в иной музыке. Как положено мужчине, танец вел я. Новая амазонка предпочитала защиту нападению, но ее редкие контратаки заставляли мою кровь быстрее бежать по жилам от какого-то невозможного восхищения. Да, я ею просто любовался!
Мы танцевали. И все было бы замечательно, просто чудесно, если бы не одно «но»… В какой-то момент боя я понял, что не смогу ее убить. Не в том смысле, что у меня не получится, а в том, что не стану этого делать. Поздравляю, Карим. Пожалуй, ты нашел самый верный способ избавиться от меня. Даже ради обретения желанной свободы я не сумею переступить через… Ошибаетесь, не через труп, – через самого себя. Через свои чертовы принципы, будь они трижды не ладны.
Нет, это просто наваждение! Мы с ней «танцуем» всего каких-то десять минут, а я готов поклясться, что знаю ее всю жизнь. Вот сейчас она парирует мой удар, потом ответит быстрым выпадом, а потом… Сам не понимаю каким образом, но я мог предугадать ее движения уже на три удара вперед. И она, кажется, тоже была в курсе всех моих ближайших действий. Бред какой-то… Пожалуй, я сильно поторопился, предположив, что сумею одержать победу. Победу… «Скажи честно, – убить, – подал реплику внутренний голос, – Все равно у тебя нет другого выхода, если ты хочешь спасти кроме себя еще двух близких людей».
Улучшив момент, я взглянул на VIP-ложу, где, судорожно вцепившись в подлокотники, сидела бледная как смерть Рита. Не знаю, сказывалась ли в ней кровь папочки-экстрасенса, но похоже она догадалась, на какой тонкой грани я балансировал. Я попытался ободряюще улыбнуться ей, отвлекся и едва не пропустил смертельный выпад, направленный в мою разрисованную грудь. Лишь чудом мне удалось извернуться и нанести ответный удар, да такой, что его моя противница предугадать не сумела. Копеш рванулся к ее шее, отражая фотовспышки, обильно засверкавшие в ожидании кровавой развязки, и я уже начал благодарить бога за то, что все решилось само собой, избавляя меня от нелегкого выбора, но… Но моя рука в последнюю секунду решила поступить по-своему и развернулась так, что удар пришелся гораздо выше – в основание высокого гребня на шлеме амазонки. Оглушенную женщину отшвырнуло назад, и она без сознания распростерлась на песке. Медленно, очень медленно я двинулся к ней, моля судьбу, только о том, чтобы она очнулась, и мы смогли продолжить этот странный бой-танец, иначе… Крышка мне иначе. Ничто не заставит меня добить беспомощную женщину. Да еще такую… Шлем слетевший с ее головы во время падения, обнажил гриву мокрых светлых волос, скрывших лицо новой амазонки, не хуже мусульманской паранджи. Вот, жалость-то. Гюльчатай, открой личико! Все не так обидно умирать будет.
Как будто услышав мои мысли, амазонка очнулась, и, ухватив одной рукой лежащую рядом саблю, другой откинула с лица перепутанные длинные пряди. А потом ринулась на меня, выписывая клинком сверкающие вензеля. Я попятился, едва успевая отражать атаки этого торнадо в женском обличии, и, только протопав половину арены, сумел, наконец, бросить взгляд на ее лицо. Что-то случилось со мной. Я смотрел на нее, и не видел. То есть, видел, конечно. Вот глаза – большие, зеленые, красивые. Вот брови – прямые, строгие. Вот нос – вздернутый, милый, неправильный. Вот губы – поджатые, упрямые. Раскрасневшиеся щеки, подбородок с ямочкой… Но все эти черты отказывались складываться в лицо. Наверное, какой-то предохранитель в сознании оберегал меня от запредельной перегрузки, не позволяя мозгу провести свою обычную работу по опознаванию объектов.
– Ах, ты, хмырь египетский! – зашипела на меня взбешенная Ольга, в очередной раз замахиваясь своей кривой саблей, – Сейчас ты у меня попляшешь, мало не покажется!
Это бред. Это – самый настоящий бред, наркотическая галлюцинация. Видимо, я еще не вполне оклемался после лечения, прописанного мне Каримом, если вижу в своей размахивающей саблей противнице горячо любимую супругу. Это же просто смешно! Откуда на кровавой арене могла взяться моя дражайшая половина? Ну, допустим, случилось чудо, и ее сюда занесло неизвестно каким ветром, но это не объяснение тому, что происходит в данный момент. А в данный момент меня, находящегося в полностью невменяемом состоянии, чуть-чуть не полоснула саблей по горлу разъяренная фурия со знакомым до мельчайших черточек лицом. И я должен поверить, что это моя домашняя Ольга? Да, она в жизни сабли в руках не держала!
Нет, все-таки рефлексы – замечательная штука. Если бы не они, то за время моих сбивчивых размышлений любезная супруга запросто могла лишить меня жизни не один десяток раз. А так, пока в моей голове происходила усиленная умственная работа, тело делало уже привычное: парировало, уклонялось, отходило. И все без какого-либо участия с моей стороны. Когда я сумел разложить по полочкам всю ситуацию, в которую мы влипли по самое «не хочу», то едва не подпрыгнул от радости. Она не узнала меня! Не разглядела за этим дурацким камуфляжем, кого на самом деле ей придется убить, чтобы уйти живой с этого нарядного желтого песка. Потому что все поединки с моим участием – смертельные. Как там, в «Горце»: «Должен остаться только один»? Вот и чудесно, дальше все будет очень просто.
Повинуясь приказу, прикипевшие к рукояти пальцы ослабляют хватку, и во время отражения очередной атаки жены, я очень неудачно парирую, оступаюсь и падаю, роняя копеш так, чтобы невозможно было до него дотянуться. Колени больно вдавливаются в песок, а голова склоняется в обреченном полупоклоне. И вовсе, не потому, что я боюсь увидеть сверкающую сталь, стремительно летящую ко мне. Просто, Ольга не должна ничего заподозрить. До самого конца. И даже после…
Странно… Странно, что я не слышу свиста рассекаемого воздуха, хотя при таких воплях беснующихся трибун это не удивительно. И все-таки прошло уже достаточно времени, чтобы… Однако взгляд, брошенный исподлобья, заставляет меня похолодеть. Ольга стоит надо мной, замерев с занесенной саблей, и в отчаянии кусает губы, не решаясь нанести последний удар. Идиот! Господи, какой же я идиот! Должно быть, я совершенно разучился соображать за трехнедельный курс наркотерапии. Нужно было во время боя всего лишь пропустить ее меткий удар и умереть спокойно, а сейчас… Сейчас я лишен такой роскоши. Ну, что же ты медлишь, храбрая моя? Ведь это не я перед тобой, а совсем чужой наглый мужик, который не лишил тебя головы только по чистой случайности. Неужели ты не слышишь, как зал скандирует «Убей!»? Не чувствуешь затылком направленные на тебя автоматы? Да, руби же! Нет… Не сможет.
Значит, мне придется самому позаботиться о ее безопасности. Если я хочу, чтобы Ольга живой покинула арену, нужно, изловчившись, дотянуться до меча и продолжить бой. А уж потом, в процессе я поймаю нужный момент и… Ничего я уже не поймаю, потому что совершенно неожиданно мое тело превратилось в жалкую трясущуюся развалину, неспособную не только продолжить бой, но даже подняться с колен. Н-да- а-а, выходит, не рассчитал экстрасенс Андрюша своих волшебных сил, и сеанс энергетической поддержки прервался, как всегда на самом интересном месте. Вот теперь точно – аллес. И не только для меня.
Стараясь не обращать внимания на обезумевших зрителей, я еще умудряюсь повернуть непослушную голову, чтобы в последний раз посмотреть на Риту, и с удивлением обнаруживаю, что в ложе ее нет. Ну, и, слава богу. Нечего ей смотреть на то, что произойдет дальше. Однако, то, что произошло дальше, вообще ни в какие ворота не лезло.
– А ну, отойди от него, корова! – произнес по-английски Ритин голос, и его хозяйка неожиданно возникла между мной и Ольгой, крепко сжимая тяжелый копеш в дрожащих от напряжения руках.
Казалось, что каждый зритель неожиданно поперхнулся собственным криком, так быстро воцарилась в зале недоуменная тишина. Господи, что делает эта сумасшедшая?! Как она вообще сюда попала? Неужели не понимает, что все это подстроено? В противном случае ей никогда бы не удалось попасть на арену. Наверное, Карим сейчас потирает руки от удовольствия, ожидая, когда автоматные очереди положат конец сразу двум его головным болям: Рите и мне… И Ольге.
Но вместо автоматных очередей по залу пронеслась какая-то громкая команда, и даже я, не зная языка, понял, что в полном соответствии с приказом все секьюрити сейчас опустят оружие. Все, кроме одного. Там, за моей спиной в черном чреве открытого Ритой прохода стоит Карим, крепко сжимая в руках «УЗИ» лежащего у его ног охранника. Расчет двоюродного племянника, как всегда точен. Не услышавший приказ охранник успел согласно инструкции выпустить очередь, за что и был застрелен своим начальником. А то, что погибли гладиаторы и (ах, какая жалость) вместе с ними дражайшая пленница его дяди, – на то воля Аллаха милостивого и милосердного. Он – Карим – сделал все возможное но, увы, безнадежно опоздал.
Я не мог этого знать, не мог этого видеть. Картина, неожиданно возникшая перед глазами, слишком походила на продолжение моих галлюцинаций. И все же… Это видение казалось настолько реальным, ярким и подробным, что за секунду до того, как палец Карима до упора вжал спусковой крючок, я взвился с колен
