нужно следить. Троих охранников-американцев мы отпустили, потребовав взамен проверенной еды и воды. Тот русский парень, который не стал падать на пол, когда я ворвался на командный пункт, пожелал остаться. По его словам, он «не желал бежать с тонущего корабля, который сам же и потопил». Мы полагали, что его побуждения, возможно, на самом деле не так просты, но решили пойти ему навстречу. Пока.
Вдвоем следить за агрегатами ГигаТЭЦ и сохранностью шашек, закрепленных на приборах, отслеживать перемещения войск и бодрствовать практически круглосуточно было тяжело. Наде, как это ни печально, мы доверять не могли. Даже Вороненко относился к ней с подозрением – что уж говорить обо мне? Ведь госпожа Полякова не была моей подружкой. Я даже познакомиться с ней как следует не успел. Приятная девчонка. Хотя и немного стервозная, по моим наблюдениям.
Нас девушка различала по бронекостюмам. Мы их не снимали, хотя постоянное ношение брони и было сопряжено с определенными неудобствами. Впрочем, отправлять естественные надобности в костюме возможно – если ты не опасаешься получить удар в уязвимое на это время место. Ну а то, что мы не могли искупаться… На войне – как на войне!
Меня занимал вопрос, каково там нашему третьему «брату», господину Каркунову? Для Вороненко существование еще одного клона оказалось не очень приятным сюрпризом. Я же научился относиться к этому философски. Два, три, четыре человека – еще терпимо. Подумаешь – просто большая семья. Вот когда нас станет десять – в самом деле голова кругом может пойти. И между собой не разберемся.
– Давай вызовем Каркунова сюда, – предложил я. – Он будет инспектировать движения войск за территорией. Ходить на разведку… Да что там он – и мы тоже будем. Кто нас различит? Мы вообще можем дежурить здесь по очереди. А остальные будут развлекаться в это время на теплых островах.
– Хорошая мысль, – хмыкнул Евгений. – Но как-то не слишком верится…
Некоторое время мы называли друг друга по новым фамилиям, потом перешли на имена. Все-таки нас было только двое, а имя слышать приятнее, чем недавно изобретенную кличку, стилизованную под фамилию. Вот когда появится Каркунов, опять придется вернуться к фамилиям. Или придумать что-то еще.
– Полагаешь, того, кто выйдет наружу, захватят?
– Этого исключать нельзя.
– А мы взорвем станцию…
– Тоже верно…
– Так что, позвонить ему? – спросил я.
– Ты и телефон знаешь?
– Ну, не телефон, почтовый ящик. Сбросим сообщение, предложим присоединиться. Он должен согласиться.
– Да, пожалуй…
Мысль о том, что скоро с нами будет еще один человек, которому можно доверять, нас вдохновила.
– А как мы определим, он это или нет? – задал каверзный вопрос Вороненко.
Да, мысль о том, что Каркунова можно заменить четвертым клоном, возникала и у меня. Но что это даст нашим противникам? Если на клонированное тело наложить ту же самую матрицу сознания, мы получим еще одного Воронова. Тогда какой смысл делать подмену? Если наложить другую матрицу – мы сразу же заметим неладное. Да и можно ли наложить на клона, полученного по ДНК одного человека, матрицу сознания другого? По-моему, не слишком хорошо получится. Ведь и мозг другой, и тело другое. – Изменения в матрицу вкладывать, скорее всего, еще не научились. Потому что тогда этот фокус проделали бы с нами. А его, вроде бы, не проделали…
Впрочем, спецслужбы кашей страны наверняка втайне поддерживали выдвинутые нами требования и, возможно, потихоньку саботировали работу по нашей нейтрализации. На подсознательном уровне – если такой уровень есть у коллективного организма. Ведь выдвинутые нами требования играют на руку отечеству. Как бы цинично это ни звучало.
– Определим, – ответил я после паузы.
– Ну, так звони, – предложил Евгений.
Понижать мощность ГигаТЭЦ нам не пришлось. Буквально через два часа после пресс-конференции нам позвонил представитель консорциума «Sun Ladder», осуществляющего проект «Лифт в небо», и очень аккуратно объяснил, что консорциум заинтересован в том, чтобы ГигаТЭЦ работала в полную силу.
Более того, он намекнул, что предложение относительно строительства ТераТЭЦ над Африкой не лишено смысла. Консорциум осознает вину белого человека и тяжелое положение некоторых народов Африки, поэтому на ближайшем совете директоров проект будет внимательнейшим образом изучен. Тем более что не все акционеры представляют американский бизнес. Европейские и азиатские инвесторы также намерены участвовать в проекте. Но обо всем – при личной встрече с представителем директората. А сейчас только одна просьба – не предпринимать резких шагов и не понижать мощность ГигаТЭЦ.
Последствия понижения мощности – экономические естественно – я уже просчитывал. Станция, как известно, дает на выходе мощность в 750 гигаватт, или семьсот пятьдесят миллионов киловатт. Для удобства воспользуемся такой простой единицей, как киловатт-час, и узнаем, сколько энергии производит станция в сутки. Собственно, для этого нужно умножить производимую мощность на двадцать четыре часа. В день станция выделяет восемнадцать миллиардов киловатт-часов мощности. Пусть половина энергии теряется на сопротивление проводов линии электропередачи на пути через полюс, хотя потери при колоссальном напряжении наверняка меньше. Но и в этом случае до потребителей доходит порядка десяти миллиардов киловатт-часов.
Понятия не имею, сколько стоит сейчас один киловатт-час. Во времена моего детства, когда рубль имел примерно равную стоимость с нынешним, он стоил четыре копейки. Пусть сейчас стоит даже одну копейку. Все равно станция производит в день энергии на сто миллионов рублей. И ограничение мощности всего на десять процентов заберет из бюджета корпорации «Sun Ladder» десять миллионов рублей в день.
Понятное дело, они готовы откупиться от нас любой ценой. И заплатить любые деньги всем, от кого это зависит, чтобы штурма не было – потому что иначе могут потерять доход на многие месяцы, если не навсегда. С этой же целью они проследят за тем, чтобы все наши требования неукоснительно выполнялись.
