– Если все будет позади, – добавил я.
А мне в компьютер упало еще одно письмо – на этот раз от правительства.
«Когда вы согласитесь сотрудничать и примете наши условия, Инна сможет поехать на работу с вами», – сообщала короткая записка. Не иначе, почта Инны перлюстрировалась. А выходить и звонить из автомата она не захотела.
Заманчивое предложение, но я умел ждать. Неделя-другая разлуки только проверят и укрепят наши отношения. Если чувства есть, они никуда не денутся.
Преодолевая отвращение, я вновь открыл документацию по Печорской ГигаТЭЦ и погрузился в ее изучение.
Оказалось, что станция вырабатывает около 750 гигаватт мощности. Знаменитая Красноярская ГЭС, построенная в прошлом веке, как я выяснил, чтобы сравнить, давала 6 000 мегаватт, или 6 гигаватт. Блоки атомных электростанций вырабатывали в среднем по одному гигаватту. Понятное дело, станция на Печоре представляла собой лакомый кусочек.
Неподалеку от термоядерной станции располагались сооружения Печорской тепловой электростанции, работавшей некогда на природном газе. Эту станцию в свое время запустили вновь, чтобы «раскочегарить» термоядерную электроцентраль, и сейчас она была законсервирована на случай нештатных ситуаций. Хотя газ в нынешних условиях являлся чрезвычайно дорогим топливом, запуски тепловой станции были оправданны: затраченные средства возвращались сторицей.
На Печорской ГигаТЭЦ функционировал не один рабочий котел, а целых три. Точнее, «котлом» устройство для генерации энергии называли лишь по привычке. Принципы преобразования энергии из тепловой в электрическую отличались от всех использовавшихся в промышленных масштабах ранее, а часть электроэнергии, как я уже читал где-то, снималась в процессе термоядерного синтеза непосредственно, благодаря естественному разделению зарядов при самом термоядерном синтезе. Каждый «котел» – ГигаТЭЦ производил мощность в двести пятьдесят гигаватт. Поочередно их останавливали на профилактику – но очень редко.
Линия электропередач через Арктику была защищена более чем надежно. Специальные разрядные устройства очищали провода от намерзшего льда. Этими же устройствами сбивались практически все летящие и передвигающиеся по земле крупные цели, которые могли привести к нарушению структуры ЛЭП.
Еще одним аргументом в пользу запрета деятельности станции были эти автоматические разрядные устройства. «Зеленые» подняли большую бучу из-за того, что несколько невинных белых мишек обуглились на подходах к ЛЭП. Иногда доставалось и морским животным, неосторожно высунувшимся из соленой ледяной воды неподалеку от опоры. А обнести Дрейфующие и парящие опоры проволочными заграждениями, которые препятствовали бы проникновению за них живности, оказалось не так легко. Мишки находили способы преодолевать заграждения.
По большому счету, надежно поразить арктическую линию электропередач можно было только с бомбардировщика, а еще лучше – с орбиты. Но специальные спутники контролировали небо над полюсом, заодно отслеживая подозрительные наземные цели, а также давая постоянные отчеты о погоде.
Сама станция была своего рода автоматической крепостью. Люди – слабое звено, их постарались максимально исключить из цепей обороны. К тому же американцы не слишком доверяли русским, а русские не хотели присутствия значительного контингента американских военных на своей территории. В результате охрану несли, сменяясь, около двухсот человек. Обслуживало станцию три тысячи наемных специалистов. И местных, и приезжих. Под «местными» я понимаю, естественно, не жителей поселка Печора (хотя и они работали по обслуживанию станции), а россиян в целом.
Рассматривая линии обороны «крепости», я допускал, что проникнуть внутрь вполне возможно. Прекрасным «входом» на станцию были канализационные стоки, промышленные стоки. Через них сливалась в отстойники радиоактивная вода, но радиоактивность ее была, как правило, не слишком высока. Зато температура подчас доходила до ста градусов, но не везде. Да и обмануть технику слежения или охранников тоже было возможно. Неясно только – зачем туда проникать? И кто в здравом уме мог предполагать, что я помогу захватить или взорвать станцию, если это приведет к экологической катастрофе и гибели тысяч людей?
Вот остановить того, кто «пошел на штурм», – дело действительно благое. И здесь нужно поработать. Но время для этого еще не настало. Не иначе, мой доброжелатель бредет сейчас через леса и тундру, подбираясь к станции незамеченным. Сам бы я поступил именно так. Никому из охранников и в голову не придет, что кто-то может топать по тайге сто или двести километров. Вертолеты сейчас популярностью не пользовались: бензин, спирт и сжиженный газ были очень дороги. А со спутника человека в тайге не очень-то засечешь. Особенно если он ведет себя скрытно. Я набрал на клавиатуре лишь одно короткое слово и послал его на номер телефона того, кто оставил мне идентификатор и деньги. Послание гласило: «Зачем?»
Долгие дни, проведенные за компьютером, не слишком хорошо сказались на моем физическом и психическом здоровье. Хотелось спать, хотелось есть… Хорошо бы иметь бассейн, как у Инны. Может быть, мне удастся снять коттедж с бассейном? Это целесообразно и потому, что место проживания в целях конспирации нужно менять как можно чаще… Или, наоборот, лучше лишний раз не высовываться?
Я вышел на улицу, прогуляться. Людей вокруг, прямо скажем, не густо. Граждане на работе? Развлекаются дома и в предназначенных для этого заведениях? Сейчас вообще не принято гулять? Или на улицах небезопасно? Я не знал.
Прямо скажем, большого удовольствия прогулка не доставляла. Воздух был не особенно свеж. Запахи кухни, людских жилищ и какие-то промышленные ароматы стояли над улицами. Бензином не пахло – он сейчас не очень-то использовался. Но запах машин ощущался. Запах разогретого металла, смазки, пластмасс, озона.
Время от времени навстречу попадались толпы молодых людей. Глядя на них, казалось, что это не парни и девушки, а небольшое, но буйное стадо копытных. Во всяком случае, бежали они резво, с топотом. Время от времени табун дико ржал, еще чаще особи, составлявшие его, всхрапывали. Членораздельная человеческая речь была слышна очень редко. Если же «стадо» стояло, создавалось ощущение, что молодняк пасется и одновременно готовится к брачным играм. Раздавалось частое пофыркивание. Особи жевали, глотали, сплевывали, прихлебывали, закусывали, рычали и повизгивали.
Я миновал, наверное, три десятка гогочущих компаний в надежде найти тихое место, где можно хотя бы спокойно полюбоваться на звезды. Звезд, однако, видно не было. Небо в облаках, облака подсвечиваются огнями тысяч фонарей.
