Для Сонни места не осталось, но к тому времени, когда он понял, что ему пора прекратить пить и надо наконец-то лечь спать, ему было уже абсолютно все равно где. Он проснулся в пять утра в тяжелом похмелье и с удивлением увидел ноги Корасон в нескольких сантиметрах от своего лица. Удивление сменилось ужасом, когда он понял, что забрался под козлы, на которых стоял гроб Доминга.
Это частично объясняло те отрывочные сны, которые преследовали его все эти три часа. Ему снилась собственная смерть от самых разных причин, но неизменно от руки толстого парня с лесопилки, который заставлял его пить, как настоящий садист.
— Ну, еще по одной! — кричал Туринг, доставая нож из заднего кармана. — Еще по одной! — И принимался колоть Сонни ножом в шею.
— Нет, — вежливо возражал Сонни. — С меня уже достаточно.
— Еще по одной! — и на этот раз в руке парня возникал пистолет или мачете.
Лише тоже снился сон про Туринга. Она играла в баскетбол вдвоем с Сисоном, а вместо мяча была голова Туринга.
— Корасон, я… Умоляю, простите меня,
Сонни с трудом выпрямился, отчаянно пытаясь набрать в рот слюны и разлепить языком непослушные губы. Он отряхнул рубашку, собрался и сделал вторую попытку:
— Не знаю, что и сказать,
— Ах, Сонни, — проговорила в ответ Корасон, глядя на него мутными, налитыми кровью глазами. — Я тоже виновата. Мне тоже очень жаль. Не знаю, как мне теперь жить без него, но уверена, что он сейчас в раю. Он всю жизнь был хорошим человеком, и вот теперь Христос призвал его к себе.
Сонни непонимающе уставился на нее.
— Я очень ценю, что вы провели всю ночь рядом со мной. Я этого не забуду.
— Мне… мне это было совсем не трудно.
— Я счастлива, что Господь послал моей дочери такого мужа. Вы просто чудесный молодой человек.
— Спасибо, — выдавил из себя Сонни, в то время как его мозг боролся с сидевшей в нем отравой, пытаясь хоть немного контролировать ситуацию. — А вы просто чудесная старушка.
Мутные глаза Корасон вдруг широко раскрылись.
— Что вы сказали?
— Я сказал, что хочу пить.
— Разве вы
— Да, — решительно подтвердил Сонни, разом покончив с неопределенностью. — Именно это. Очень хочется пить. Где тут вода?
— …Она там, в глиняном горшке.
— А, — сказал Сонни, слегка опершись рукой о гроб, чтобы не упасть, — вот где она.
«Чудесная старушка», — все еще повторял про себя Сонни час спустя, протрезвев благодаря сладкому черному кофе и свежему утреннему воздуху. И как только у меня язык повернулся?
Лиша и Лита все еще спали, а Роза кормила ребенка грудью, наблюдая сквозь щель в пальмовых циновках, как Сонни ходит кругами по участку. Он то и дело спотыкался и судорожно прижимал руки к вискам.
Роза не понимала причину столь странного поведения, да особенно и не пыталась. Ей тоже снились в ту ночь яркие повторяющиеся сны, такие же порочные, как у Лиши, хотя и не столь откровенные. И она почувствовала облегчение, когда, проснувшись, могла смотреть на мужа, ощущая, что любит его.
Долгий путь в церковь и бесконечная служба прошли для Розы как в тумане. Все то утро ее мозг отмечал лишь незначительные детали: слой желтой пыли на ее черном платье из хлопка, длина шага Литы в сравнении с ее собственным (почти вдвое короче) и какое-то жужжание в голосе священника, из-за чего невозможно было понять, о чем он говорит.
Именно священник больше всего раздражал Розу, пока похоронная процессия не вышла из церкви и не направилась в сторону кладбища. Она чувствовала раздражение, наблюдая за этим пухлым, самодовольным девственником, который добровольно выбрал путь наибольшего самоограничения. Ей казалось абсурдным, что столь далекий от жизни человек может провожать в последний путь других.
— Я хорошо знал тату Доминга, — загнусавил священник, и Роза едва сдержалась, чтобы не перебить его.
«Да заткнись же ты, — твердила она про себя. — Ты не можешь хорошо знать никого и ничего».
Ей вдруг так захотелось все это высказать, что она залилась краской, опасаясь, что ее мысли подслушают сидящие рядом люди. Неожиданно Рафаэль принялся громко плакать и вырываться из рук Розы. Сонни делал знаки, чтобы она передала ему ребенка, но вместо этого Роза, воспользовавшись представившейся возможностью, покинула службу.
— Наверное, он проголодался, а здесь слишком жарко, — прошептала она, проходя мимо Сонни и Корасон, прекрасно сознавая, что дело совсем не в этом. Похоже, Корасон тоже все поняла, но если и осудила Розу за этот поступок, то не подала виду. Вместо этого она кивнула в ответ и неловко, но ласково погладила дочь по ноге.
Роза сидела в кафе напротив церкви. Рафаэль успокоился и безмятежно жевал соломинку от коктейля. И вот тут-то она увидела Лито.
Она сидела за столиком метрах в двадцати от того места, где он стоял в тени парусинового навеса. Лито с удивлением обнаружил, насколько все в ней ему знакомо. Не только ее черты, фигура, но и поза, и мельчайшие жесты. Когда она наклонила голову, он уже знал, насколько именно она ее наклонит, потому что понимал смысл этого движения. Он знал, что она щурится от солнца и слепящей глаза дороги, на которой он стоит, знал, что все в нем ей знакомо, как и ему в ней. А еще он знал, что ей приятно его видеть, еще до того, как она вскочила и бросилась к нему через дорогу.
Он знал, что может остановить ее на бегу, просто подняв руку.
Он знал
И это пугало его.
Знал, что она не пойдет за ним.
Время ничто не изменило. На руках у нее ребенок, глаза смотрят ему в спину. В груди у него боль, а в руке — бутылка.
Маленькая зеленая бутылка.
Ему стало страшно.
Ей стало страшно.
Она подумала: один лишь взгляд скажет ей обо всем, что ей так нужно узнать, — проделал ли он тот же путь, что и она, все ли у него в порядке. И правда, одного взгляда оказалось достаточно.
«Не хочу, чтобы мои внуки родились уродами!» — выкрикнула Корасон, когда бушевал тайфун.
Теперь же, глядя на Лито, Роза понимала, что у него отсутствует не просто часть тела. От этой стоящей под солнцем тени струилась пустота: его тело просто исчезло. Он исчез.
Когда священник наконец-то закончил утомительную службу и люди потянулись из церкви, Роза все еще стояла на том самом месте, где ее остановила поднятая рука Лито. Волосы на голове Рафаэля слиплись от пота, и он тяжело дышал. Когда Сонни попытался забрать у нее ребенка, руки Розы были тяжелыми и неподвижными, как железо.
— Что такое? — спросил Сонни, ощущая собственную беспомощность и ненавидя себя за столь дурацкий вопрос в день похорон. Когда Роза не ответила, он чуть не попытался вновь забрать у нее ребенка, но передумал, глядя на застывшее лицо. По правде говоря, он просто испугался.
