Даниэль взял расческу из специальной подставки, которая висела у зеркала, окунул ее в воду и причесался. Непослушный локон отказывался подчиняться ей и падал на лоб. Он несколько раз пригладил его, но потом сдался и засунул расческу обратно.
– Тебе нужно постричься, – сказала Мерси, когда он подошел к столу.
– Они и так короткие. Я подрезал их ножом, теперь они хоть не торчат в разные стороны.
– Я постригу тебя после ужина и, ты сможешь зачесывать их назад. Девушка села за стол, а Даниэль уселся напротив нее. Он потянулся к лампе, стоящей посередине стола, и отодвинул ее в сторону, чтобы лучше видеть Мерси. Его глаза с нежностью смотрели на нее.
– Ты не возражаешь, если я прочитаю молитву? – спокойно спросила она, подняв на него глаза. Под этим безмятежным взглядом Даниэль забыл обо всех своих проблемах. Он кивнул.
Мерси сложила вместе руки и склонила голову.
– Боже, спасибо тебе, что привел меня в это место. Спасибо, что позволил стать членом этой семьи, которая одевала и кормила меня, заботилась обо мне, когда я болела, дала мне образование и научила любить и уважать людей. Спасибо тебе за Фаруэя Куила: он мне как отец. Благодарю тебя за Либерти Куил: ни у одной девочки не было такой любящей и понимающей матери. А особое спасибо тебе за Даниэля. Он занимает такое место в моей жизни, что я не могу без него. Благослови и помоги ему во время нашей поездки в Кентукки. Аминь.
Голос затих, а в глазах стояли слезы, когда она подняла ресницы и взглянула на него. Сейчас ее глаза не были уже такими несчастными. Мерси казалась такой спокойной и смирившейся, но истинное состояние выдавала напряженность во взгляде, с какой она ожидала реакции Даниэля на решение поехать навестить семью, где ее по-прежнему считали полноправным членом.
– Теперь можно есть? – спросил он, потянувшись к чаше с курятиной и большими пышными клецками. По его лицу невозможно было разобрать его чувства, но Даниэль ликовал в душе не только потому, что она упомянула его в своей молитве, но и потому, что оказался прав по поводу ее планов.
– Я положила в клецки немного шалфея, как ты любил в детстве.
– Спасибо. Удивительно, что ты это помнишь. – Он подцепил вилкой кусок курицы и положил на свою тарелку. – У тебя был трудный день.
– Я прогулялась до дома Джима.
Рука Даниэля, тянувшаяся к тарелке с хлебом, застыла на половине пути.
– И?
– И не дошла туда. Я не представляла себе, что Джерри такой огромный и сильный.
– Ты к нему близко не подходила?
– Нет, но он видел меня и очень разволновался.
– Как бы он не натворил что-нибудь с Джимом. – Не отводя глаз от Мерси, Даниэль взял ножом масло. – Как только вернемся из Кентукки, мы с Джорджем придумаем что-нибудь. Джерри здоров и силен, как бык. Боюсь даже думать, что будет, если он переживет Джима.
– Джим такой добрый. Он живет, чтобы заботиться о сыне, и не перенесет, если с ним что-нибудь случится.
Мерси едва прикоснулась к клецкам, Даниэль же опустошил тарелку и положил еще. Они молчали, пока Мерси не налила чай.
– Что же скажет Джордж о Хаммонде Перри? – спросила она. – Надеюсь, что он не выкинет ничего глупого и не позволит себя поймать и переправить через границу. Папа уже не раз предостерегал его.
– Я тоже предупредил его. Он пошел за Перри до переправы через реку и затем должен проследить, действительно ли он поехал в Ньюпорт. Леви Коффин надеялся сбить Перри со следа Терли, так оно и вышло.
– Он, наверное, очень хороший человек. Папа знает, что делаешь ты и Терли?
– Мы говорили об этом.
– Я думала о маме, когда была вместе с Дэви и ее малышом. Она бы одобрила, но если бы узнала, что здесь был Хаммонд Перри, то могла забеспокоиться.
– Не будем сообщать ей об этом сейчас. Мы все расскажем, когда они приедут домой на Рождество.
Мне бы очень хотелось, чтобы она знала, что я еду в Кентукки и зачем.
Огромные синие глаза Мерси казались еще более прекрасными, еще более сверкающими от слез, которых она не замечала. Глаза Даниэля задержались на ее губах, таких сладких и желанных. Даниэль заметил, что она очень изменилась за последние несколько дней, теперь больше похожа на молодую серьезную женщину, чем на беззаботную девчонку. Лицо побледнело, а глаза потемнели. Даниэль любовался ее прекрасным лицом, освещенным неярким светом лампы.
– Я приготовил все к недолгому отсутствию. Мы можем выехать на рассвете.
– Ты так уверен, что я поеду?
Он смотрел на нее через стол своими темными, ласковыми и заботливыми глазами.
– Ты забыла, Мерси, что я уже давно тебя знаю. Я, может быть, знаю тебя еще лучше, чем ты сама, и был уверен почти на сто процентов в том, как ты поступишь.
– Но я бы не решилась, если бы ты не поехал со мной.
– И это я знаю.
– Даниэль, я чувствую себя такой виноватой, что отрываю тебя от работы на ферме и мельнице. Весна – самое напряженное время. Ты уверен, что можешь потратить это время на меня без ущерба для
