– Не знаю… – Тонкий румянец смущения окрасил щеки Нины. – Ни о какой даче уже не могло быть и речи: я поехала домой и остаток дня не находила себе места… На следующий день вернулась на вокзальную площадь. Девочку увидела издалека: она просила милостыню. Я подошла, дала ей деньги. Она, едва взглянув на меня, поблагодарила и тут же скрылась в толпе… Мне чудится, она похожа на мою пропавшую Марину. В таких случаях, кажется, говорят «сердце матери»?.. Но я специально начала рассказывать вам издалека: теперь вы понимаете, в каком я душевном состоянии. Мне сейчас может примерещиться все, что угодно! Мне, наверное, просто хочется, чтобы она оказалась моей дочерью? Верить, что она вернулась ко мне в награду за все мои страдания? Алексей, узнайте все об этом ребенке!..
Алексей припарковался и направился вслед за Ниной, держась на некотором расстоянии. Было условлено, что как только она увидит девочку, то переложит сумочку из одной руки в другую. Но детективу не пришлось ждать сигнала: светленькая девочка с косичками из-под шапочки, в цветастой, слишком короткой куртке сама поманила Нину, и Алексей, заметив это, прибавил шагу.
– Я тебя узнала, ты в прошлый раз дала мне деньги, – услышал он детский голос с недетской хрипотцой.
Нина торопливо полезла в сумочку, поняв намек.
– Где ты живешь? – спросила она, протягивая сторублевую купюру.
Девочка не ответила, любовно сложила банкноту в четыре раза и спрятала в кармашек, явно намереваясь уйти.
– У тебя есть мама и папа? – заторопилась Нина. – С кем ты живешь?
– Со вшами, – странно засмеялась девочка.
Нина пошарила в сумочке и вытащила две конфетки. Грязная ручонка схватила их с ладони, словно украла. И девочка припустилась от Нины почти бегом.
Отвезя Нину домой, Алексей вернулся на площадь, где занял удобный наблюдательный пункт. Деньги, выпрошенные у прохожих, девочка отдавала безногому нищему неопределенного возраста, что обосновался неподалеку у стенки. К концу дня Кисанов знал в лицо почти всех обитателей привокзальной площади и даже вычислил «инкассатора», к которому стекался весь навар: чернявого мужика, который, между сборами доходов, проводил время в привокзальном кафе, где постоянно что-нибудь ел.
Алексей догадывался, что, как в любом коммерческом деле, нищих кто-то должен контролировать, хотя бы время от времени. Посему он не стал обращаться к безногому, но отошел подальше, к киоскам с сигаретами и пивом, и вытащил из кармана тугое портмоне. Тут же к нему придвинулась нетрезвая бабулька и просительно протянула скрюченную лапку. Алексей дал ей десятку и показал краешек сотни: «Это, бабушка, получишь, если расскажешь мне вон о той девочке!»
Бабулька напрягла глаза, всматриваясь в указанное направление.
– Это Машка. Она со вшами живет…
– В каком смысле? – во второй раз подивился странной фразе детектив.
Как выяснилось, на вокзальной площади «прописана» банда нищих, которая звалась «Вши». Но больше бабулька ничего о девочке не знала. Или не захотела говорить?
Следующим стал грязный мужичок с редкими гнилыми зубами, которого Алексей приманил бутылкой портвейна.
– Маша, вон та девчонка, – откуда она здесь?
– Да хто его знаеть… – прошепелявил мужичок. – Некоторые тут у своих рождаются, но они мало живут. Грудничкам водки в молоко добавляют, чтобы они крепко спали и не орали, когда с ними на милостыню ходят, – хто ж тут выживет! А эта наверняка чужая. Может, украли ее, может, купили… Такие в нашем деле нужны, красивеньким девчатам-то всегда больше денег дают! А может, и сама прибилась, тут всяко бывает… – с философским неучастием заключил он.
Больше ничего интересного Алексею Кисанову узнать не удалось. Нищие говорили неохотно, а то и вовсе не отвечали на вопросы, даже при виде сотни. Следовало найти иной подход.
Назавтра иной подход был найден: Ивану, ассистенту и квартиранту Алексея Кисанова, предстояло сыграть роль журналиста.
Хорошо одетый молодой человек, вооруженный диктофоном, осмотрелся вокруг и уверенно направился прямиком к Маше. Алексей, наблюдавший за ними со стороны, подивился кокетливым ужимкам девочки, которая переступала с ножки на ножку, склоняла головку то так, то этак, постоянно загадочно посмеиваясь. Похоже, что она так и не ответила «журналисту» ни на один вопрос, но зато нищий у стенки, Машин безногий то ли опекун, то ли «контролер», окликнул Ивана. Тот приблизился и выдал заготовленную версию: он-де журналист, который хочет написать очерк из жизни московских нищих…
Алексей, не теряя времени, отправился добывать информацию параллельно. На сей раз он присмотрел довольно молодого одноногого мужчину, из тех, что выдают себя за инвалидов чеченской войны, и, посулив плату, поинтересовался Машей.
– Что, понравилась девка? – усмехнулся инвалид. – А ты поторгуйся со старшими, может, продадут. Они все равно все куда-то потом исчезают, красивые-то! Таким, как Машка… Им дорога одна. Так что торопись, парень.
– Куда им дорога?
– Да хрен его знает. Они исчезают, и все. Может, старшие их себе берут в жены… Или шлюх из них делают. Или продают.
– Узнать можешь?
Инвалид согласился «попробовать» и попросил пятьсот рублей вперед и пятьсот потом.
…Ничего не вышло из их с Иваном игры в «журналиста». Дальше скудной информации о том, что девочку зовут Машей и приписана она к банде нищих под названием «Вши», продвинуться не удалось. Нищие отказывались отвечать даже на такой простой вопрос, сколько девочке лет, отсылая его к «старшему». Однако никто не хотел сказать, где этот «старший» и когда появится. Даже чернявый «инкассатор», услышав вопрос, прозрачно посмотрел на Алексея, витиевато сплюнул и молча ушел.
