не может И вообще, лучше бы ей сейчас сидеть у камина и смотреть, как поджаривается на огне сочное мясо. А потом наполнить высокий хрустальный бокал густым, похожим на кровь, вином…
Однако какие уж там удобства? По пятам идет погоня, и есть только полчаса, чтобы найти убежище. Потом будет поздно.
Смерть невесело усмехнулась и подумала, что за долгую жизнь повидала всякого. Но чтобы бегать по городу в поисках убежища, спасая собственную жизнь? Бред!
Хорошо — предупредили. Иначе сейчас все было бы кончено.
Патрульный самоход вынырнул из-за угла совершенно бесшумно, как призрак. На этот раз Смерть спряталась за статую Вечного просителя возле входа в управление Лессырпромрыбснабсбыта.
Машина остановилась около статуи, и смерть смогла разглядеть тех, кто в ней сидел. Их была трое. Генерал в позолоченном хомуте, поручик в посеребренном и капрал — водитель, на шее которого тускло светилась медь. Генерал небрежно курил тонкую сигарету, стряхивая пепел за окно.
Подумав о том, как тепло и сухо у них в машине, Смерть аж скрипнула зубами.
Хорошо живут, гады.
— Ну, скоро там? — спросил генерал и выкинул окурок на тротуар.
— Сейчас, сейчас, — ответил капрал и стал торопливо крутить ручки настройки передатчика. Поручик выудил из кармана плоскую фляжку и, сделав порядочный глоток, сказал:
— Черт, ну не охломоны ли эти, из службы успокоения. Не могли взять какую-то старуху. Эх, послали бы меня… Я бы им показал… я бы их научил… А теперь ищи ее — свищи.
— Со Смертью шутки плохи, — сказал Капрал.
— “Плохи!” — передразнил его поручик. — Смерть теперь отменена. И чтобы другим неповадно было, ее надо уничтожить. А то, не дай бог, скажут что-нибудь, да еще думать начнут^ что совсем уже скверно. Если каждый будет думать, так и к анархии прийти можно… Эй, чего там копаешься? К черту, поехали в управление, там все и узнаем.
Самоход скрылся.
По лицу Вечного просителя стекали струйки воды, словно слезы.
Смерть вздохнула и, взвалив на плечо завернутую в мешковину косу, пошлепала дальше. Собственно, молено было постучать в первую попавшуюся дверь. Ей стало почти безразлично, выдадут ее или спрячут. Но какое-то чувство подсказывало, что нужно пройти еще немного.
И только проскользнув через площадь Вечных Идеалов, она наконец увидела подходящий дом. Старый, обшарпанный, с остроконечной крышей и загаженным парадным.
Быстро оглянувшись по сторонам, Смерть нырнула в подъезд. На третьем этаже она наступила на осколок разбитой бутылки и чуть не порезала ногу. На площадке четвертого этажа, из-под батереи, которая неизвестно для чего висела на стене, выскочил старый, облезлый кот и с визгом рванул вверх по лестнице.
А потом был пятый этаж, и тут Смерть почувствовала, что пришла. Да, несомненно, вот эта квартира ей подходила. Смерть осторожно опустила косу на пол и, откинув со лба прядь мокрых волос, постучала…
За окном шелестел дождь. Была ночь.
Аким проснулся и долго лежал с открытыми глазами, думая о том, что в холодильнике у него имеется кусок рыбы. Хорошей рыбы горячего копчения. Стоил ли он книги Эльфонсо Сельмари, которую Аким за него отдал? Наверное, стоил. По крайней мере, его можно съесть. А можно оставить на завтра. И тогда на базар он пойдет лишь послезавтра. И тем самым выиграет еще один день.
Впрочем, зачем? И у кого он этот день собирается выиграть?
Аким все же чуть не пошел за рыбой, но, вовремя спохватившись, некоторое время боролся со своим желудком и, чтобы отвлечься от еды, стал себе врать.
Итак, о чем бы это? Ну, например, о том, что было бы, родись он в другом мире. А что, неплохо!
Например… Он мог бы скакать на горячем коне, подставляя холодному ветру загорелое лицо, а потом, в глухих каньонах, задыхаясь от недостатка воздуха, рубиться с врагами, нанося и отражая яростные удары. А потом, когда последний вражеский воин исчезнет в бездонной пропасти, вложить меч в ножны и отправиться дальше, на поиски новых приключений и новых врагов.
А еще… Он мог бы всю жизнь носить власяницу, подпоясанную туго-натуго хорошо просмоленной веревкой, для того, чтобы не так сильно чувствовать голод. Каждый вечер брать со стены тяжелую плетку и полосовать свое алчущее удовольствий тело… Сильнее, еще сильнее, до крови, до большой крови… Лишь для того, чтобы в последние часы, которые останутся ему до небытия, почувствовать краешек того, что называется истиной. И иронически улыбнуться.
А еще… Он мог бы ходить в горностаевой мантии. И в тиши кабинета, иногда в одиночку, иногда с горсткой особо доверенных лиц, принимать решения и говорить слова, которые смогут повлиять на судьбы мира. Словно паук, плести самую прочную на свете паутину и время от времени, для забавы, дергать за нее, заставляя окружающий мир выворачиваться наизнанку. И в гордом одиночестве понимать, что такое власть и какое счастье ею обладать.
Он мог бы…
Кто-то стучал в дверь.
Аким даже не удивился. Наверное, он ждал этого стука и знал, что будет дальше. Вот сейчас ввалятся люди в черных хомутах и среди них будет один в посеребренном. И солдаты будут пинать Акима по ребрам тяжелыми подкованными ботинками. Книги они выкинут на улицу — просто так, ради развлечения. И там, в этой осенней промозглости, лощенные, ломкие листы старинных книг будет заливать дождь, смывая с них золото заставок и миниатюр. Но никому до этого не будет дела.
Аким слез с кровати. Сунул ноги в шлепанцы и запахнув халат, не спеша пошлепал к двери.
Да нет, чего это он выдумал? Солдаты так не стучат. Они будут бить в дверь сапогами и прикладами, добросовестно выполняя свой нехитрый солдатский долг. Нет, этот стук можно даже назвать деликатным. Безусловно, это не солдаты!
Скорее всего, кто-то из бывших знакомых. Ну, спал себе человек и вдруг среди ночи проснулся от того, что замучила совесть. И тогда он пошел Акима проведать… Поесть чего-нибудь принес…
Горло перехватила голодная спазма. Аким включил свет в прихожей и откинул тяжелый крючок.
На лестничной площадке стояла Смерть.
Сердце Акима ухнуло куда-то вниз, и он почувствовал одновременно ужас и почему-то облегчение.
— А-а-а, — сказал он. — Так вас же запретили.
Смерть пожала плечами и чихнула. Саван на ней был насквозь мокрый. Он плотно облегал ее невероятно худое тело, и с него текла вода, которая собиралась на полу в маленькую лужицу.
— Э… так вы простудитесь, — сказал Аким и сделал приглашающий жест. — Прошу.
Смерть несмело улыбнулась и Аким заметил, что зубы у нее белые-белые, молодые.
А она, оказывается, не такая уж и дряхлая.
Он провел ее через прихожую, потом мимо пыльных неисчислимых шкафов, забитых старинными книгами, в спальню, где достал из гардероба свой — старинный халат и широкое полотенце.
— Берите. Оботритесь и переоденьтесь. А потом ложитесь в постель: так вы скорее согреетесь. А я подотру лужу в коридоре, чтобы следов не осталось. За вами, наверное, гонятся…
С лужей он возился минуты две, а потом прошел в кухню.
На секунду остановившись у холодильника, Аким подумал, что теперь уже ничего не имеет значения, и открыл вогнутую, поцарапанную дверцу. Кусок рыбы он положил на треснувшую тарелку настоящего фарфора. Потом недолго подумал и налил в граненый стакан водки из початой бутылки. Высыпал туда же ложку перца и пошел в спальню.
Смерть уже сидела на кровати, плотно завернувшись в халат и накрывшись одеялом. Саван ее был развешан на батарее.
— Выпейте это, — сказал Аким, садясь в свое любимое кресло. — И закусите.
— Спасибо, — поблагодарила Смерть и залпом осушила стакан. Очевидно, его содержимое попало не в то горло, потому что она закашлялась.
— Ну что же вы так, — пробормотал Аким и, встав, похлопал ее ладонью по спине.
