скудный свет, и это давало возможность разглядеть мужчину с огромной мясорубкой в руках. А из-за его спины выглядывал кто-то, почти совершенно скрытый в полутьме. Виднелись только меховая шапочка, круглые любопытные глаза и остренький носик.
— Ну, иди сюда, — сказал мужчина и взял мясорубку поухватистей. Тот, кто прятался за его спиной, сдавленно захихикал.
Во рту у Клоба пересохло, он шагнул вперед…
Этажом выше открылась дверь. На лестницу хлынул свет. Нетрезвые голоса затянули:
Сквозь это пение прорывался чей-то бас: “А мы по-простому… Раз вы для нас ничего делать не хотите, то и мы совершенно ничего…”
Человек с мясорубкой заметался, пытаясь запихнуть ее в клеенчатый футляр. Женщина, теперь ее хорошо было видно, вдруг подпрыгнула, мгновенно уменьшилась и исчезла в кармане его плаща.
А на лестнице уже виднелось множество ног. Штиблеты и импортные кроссовки, белые лодочки и чулки-сапоги на платформе надвигались на владельца мясорубки.
И тот перепугался еще больше и, судорожно замотав свое снаряжение в футляр, сиганул по лестнице вниз. Клоб еще успел посторониться.
А потом ему в лицо шибануло портвейном, “шанелью”, сивухой, тройным одеколоном, шашлыками по-карски, ливерной колбасой и ананасами.
Все эти запахи, к своему удивлению, Клоб уловил и разложил по полочкам. Но зато те, кто прошел мимо него, слились в какую-то пеструю, кричащую, лопочущую, визжащую’ массу, которую невозможно было расчленить на составляющие части. Она пронеслась, отшвырнув его к самой стене, и ринулась вниз.
Клоб успел заметить только ночной горшок на тоненьких ножках, из которого торчал стебелек ромашки. Горшок перепрыгивал через две ступеньки, прилагая бешеные усилия для того, чтобы успеть за своим хозяином.
Некоторое время топот удалялся, потом хлопнула дверь подъезда и наступила тишина.
И только тогда, прижимаясь лопатками к надежной и холодной стене, Клоб почувствовал, что рубашка у него на спине мокрая. Он расслабился, сунул расческу в карман и на ватных ногах пошел к своей квартире…
Закрыв дверь и привалившись к стене, Клоб вслушивался. А не скрывается ли
Но нет, все вроде в порядке.
Повесив пальто в шкаф л мягко ступая по облезлому ковру, он прошел к зеркалу. Терпеливо подождав, пока отражение закончит чистить ногти и обратит на него внимание, махнул рукой.
Отражение вздохнуло и, сокрушенно покачав головой, передвинулось ближе. Встав, как положено, оно еще раз вздохнуло и стало принимать облик Клоба. Секунд через десять контуры отражения стали четче, и оно даже попыталось копировать движения Клоба, правда, довольно вяло.
Если верить отражению — он выглядел еще неплохо и даже мог кое-кому понравиться. Особенно эти пышные, моржовые усы! Ах, бедные дамы, эти усы вас погубят! Ах, ах… Ну ладно, хватит…
Он прошел на кухню и сделал несколько бутербродов. Потом кинул домовому за батарею кусок сахара, а тот высунул голову и пожаловался на соседа, который “увел у него мировую подругу”, причем лишь благодаря умению танцевать брейк.
Посочувствовав, Клоб посоветовал сейчас же приступить к освоению этого престижного танца и, вынув из холодильника бутылку молока, белую булку сел ужинать.
Дожевывая последний кусок, он немного погулял по потолку, размахивая руками для улучшения пищеварения, потом, опустившись в продавленное кресло, задумался о том, какой сегодня был отвратительный день. Сначала старуха, потом хулиганы… И что это за жизнь такая пошла?
Он думал об этом и думал, а потом прикрыл глаза и тотчас же увидел что-то похожее на… Нет, дождем это быть не могло. Разве может он падать такими удивительными струйками, которые переплетаются, схлестываются в узелки и, дрожа и переливаясь, поднимаются вверх?
А память уже подсказывала, что это не дождь, это все, что накопилось за недавнее время. Чувства, мысли, образы — были здесь. Ужас и отчаяние, страх и надежда, злость и жалость к себе. Все это было здесь, и стоило только протянуть руку, ухватив нити, и сплести их в единое целое.
Он торопился, очень торопился. Пальцы не слушались, нити легко обрывались, но, несмотря на это, через полчаса на столе лежало свежее, абсолютно готовое слово. Затвердевая, оно слегка подрагивало, рассыпая по сторонам веселые, голубые искры.
Вот и все. Теперь осталось самое легкое — загадать желание. Он положил слово на ладонь и в очередной раз удивился тому странному ощущению, которое вызывал его вес. Он постоянно менялся, и слово становилось то легким, как пушинка, то тяжелым, как пудовая гиря.
Он еще успел усмехнуться, подумать, что таких, как он, совсем немного, и вдруг осознал, что слово удалось ему как нельзя лучше, и нужно загадать действительно большое и трудное желание. Что он и сделал.
А потом оставалось только ждать. Слово мало-помалу таяло и, наконец, исчезло совсем. Вот и все. Окружающий мир остался прежним, только противоположная стена неожиданно стала сжиматься, как гармошка, но потом все же остановилась. С кухни доносились равномерные шлепки, очевидно, домовой разучивал брейк. И Клоб уже хотел пойти и шугануть его, когда прозвенел звонок…
Почтальон смущенно переминался с копыта на копыто, и вырезанные на них магические слова “адидас” вспыхивали алмазной пылью.
— Мне? — спросил Клоб.
— Так, — почтальон порылся в объемистой сумке, задумчиво почесал поросший кучерявой шерстью лоб и, возобновив поиски, вынул небольшой пакет. — Это… как победителю лотереи “Красивая жизнь” вручаю вам приз… так сказать, в торжественной обстановке… и…
Но тут из стен появились репортеры. Тесная лестница взорвалась салютом вспышек. А кто-то уже сунул Клобу под нос микрофон и спросил:
— Как вы считаете, где пропадают самые лучшие куриные ножки?
Тут наконец Клоб очнулся, сказал в микрофон: “Да пошли вы…”, — и резко захлопнул дверь. Прислушался. В коридоре обсуждали технические качества портативных таранов.
— Э нет, ребята, ничего у вас не выйдет, — ухмыльнулся Клоб. — Дверь у меня старинная, еще от дедушки досталась, а тому в свою очередь… Говорят, она даже против татаро-монгол устояла!
Вот так все и получилось. И нужно-то было — счастливый момент, да правильно загаданное желание. Хм, теперь он призер “Красивой жизни” и может перекроить свою судьбу, как только пожелает. И причиной всему маленький предмет, который лежал в пакете. Он видел его, как наяву, этот небольшой плоский медальончик на цепочке, на одной стороне которого была надпись “Хлеба и зрелищ”, а на другой — большая волосатая рука. И стоит только надеть эту штуку на шею, как жизнь волшебным образом изменится, станет прекрасной и неповторимой.
Но не сейчас. Уже поздно и все магазины закрыты. Л вот завтра с утра можно и попробовать, главное тары взять побольше. Сейчас же надо просто отдохнуть, потому что торопиться некуда, дело сделано.
Он прекрасно провел этот вечер: отдыхал, смотрел телевизор и рано лег спать. Да, обязательно надо выспаться, потому что завтра…
Уже выключая свет и вспомнив, что медальон лежит на тумбочке возле кровати, он взял его и сунул себе под подушку. Как бы чего не вышло!..
Город стал совершенно другим, открывшись на неизвестном ранее уровне. Для этого Клобу пришлось измениться самому, словно гусенице, которая, проходя стадию куколки, неожиданно
