– Зато у меня за завтраком зверский аппетит, помнишь? – щебетала Эми, вооружаясь ножом и вилкой.
– Немного жирка тебе бы не помешало, – заметила Лиззи, смерив девушку скептическим взглядом. – Ты и в детстве была точно такой же: все ела, ела, а проку никакого.
– И слава богу, – улыбнулась Эми. – Мне нравится быть худой.
– Мужчины любят женщин упитанных. – Лиззи снова поставила чайник на плиту.
– Я и думать не хочу ни о каких мужчинах, – сказала Эми, беззаботно жуя сосиску.
– Захочешь.
– Никогда! – заявила Эми, вспомнив обаятельное лицо Кипа Уэлдона, который часто являлся к ней во сне. Обмакнув в растекшееся по тарелке яйцо кусок хлеба, она отправила его в рот и спросила: – Лиззи, а где сейчас дядя Джиф? Мне хотелось бы извиниться за вчерашнее; кажется, я была не очень приветлива с ним.
Лиззи вернулась к столу и теперь наблюдала за ней, скрестив руки на груди.
– Мисс Эми, все мы вчера наговорили лишнего.
– Это точно, – согласилась Эми. – Кое-что из сказанного тобой у меня до сих пор не укладывается в голове.
Лиззи потупила взор.
– Не стоило мне совать нос не в свое дело. Надо было держать язык за зубами.
Меж тем Эми покончила с яичницей и поднесла к губам чашку с чаем; не успела она сделать и глоток, как лицо ее исказила страдальческая гримаса.
– Что случилось? – переполошилась Лиззи. – Что за кислая мина, мэм?
– Сахар! Ничего страшного. Просто я привыкла пить без сахара. Понимаешь, мы всегда пили кофе…
– В стране янки? – Лиззи презрительно поджала губы. – Это и есть ваша хваленая цивилизация? Кофе по утрам – и на голодный желудок? Прыснув со смеху, Эми изрекла:
– Находясь в Риме, живи как римляне.[3]
– Здесь, в Англии, пьют чай.
– Что ж, я тоже буду пить чай. Не отравлюсь. – С этими словами Эми встала из-за стола.
– Ты, наверное, не помнишь, что такое куриное яйцо, – брюзжала Лиззи. – В Новой Англии, должно быть, и кур не держат.
– Мы ели на завтрак блинчики.
– Блинчики! Как? Блинчики пекут только на масленицу.
– Ну да, блинчики с кленовым сиропом. Пальчики оближешь! Завтрак – это моя страсть. Когда я только приехала в Штаты, Кейт и Марти возили меня на сахарный завод, показывали, как делают сироп.
Лиззи начала убирать со стола. Эми хотела ей помочь, но та остановила ее:
– Эй! Это мое дело. Почему тебе не заняться чем-нибудь другим. Посмотри, например, дом.
– Одна? Ты так и не ответила мне, куда подевался дядя Джиф.
– Он сказал, что хочет заглянуть к Дункану Уорду. Носится со своей дурацкой идеей – открыть Уайдейл- холл для посетителей, надеется выручить какие-нибудь деньги.
– Лиззи, а что мистер Уорд? Он все еще практикует?
Лиззи фыркнула.
– Разве адвокаты когда-нибудь перестают быть адвокатами? Адвокатами они рождаются, адвокатами и умирают. А всю жизнь только и делают, что чешут языки.
Эми прислонилась к столу, вытянув перед собой ноги.
– Ты его не очень-то жалуешь, угадала? Лиззи посмотрела на нее скептически.
– Едва ли твоему дядюшке понравятся твои брюки.
– Мои джинсы? Почему?
– Потому что он человек консервативный, вот почему.
– Ты специально меняешь тему, чтобы уйти от ответа. Я спросила тебя о Дункане Уорде.
– Нет, если хочешь. Он мне не нравится. – Лиззи с грохотом положила сковородку в сушилку. – Дункан Уорд ни разу пальцем не пошевелил, чтобы понравиться мне.
– Он по-прежнему живет в поместье? В том миленьком домике?
– О да! И по-прежнему не платит за постой.
– Наверное, дядя Джиф хочет, чтобы в старой сторожке кто-то жил. Ведь если бы она все эти годы пустовала, то давно бы пришла в упадок.
– Я с этим не согласна, – заявила Лиззи. – Дункан Уорд, несмотря на свои годы, себе на уме. Мы и глазом не успеем моргнуть, как он превратит усадьбу в какой-нибудь тематический парк или, не дай бог, разобьет здесь кемпинг.
– Лиззи, но ты же говорила вчера, что у дяди нет денег. Видимо, надо что-то с этим делать?
