– Правда?
– Да! Там есть персонажи, очень похожие на тебя. Тоже суют нос не в свои дела. Как знать, может, ты бы у них чему-нибудь научилась.
Джиф Уэлдон ничего не имел против того, чтобы пригласить Ричарда Бодена на ужин, однако сказал, что приглашение передаст лично. Эми была разочарована. Она-то надеялась, что у нее появится лишняя возможность поговорить с Ричардом по телефону, но не тут-то было. Дядя Джиф не желал и слышать об этом.
– Не твое это дело, девочка, – сказал Джиф Уэлдон. – Будет правильнее, если это сделаю я, как хозяин.
– Но я же тоже выступаю в роли хозяйки.
– Ты, Эми, у меня в гостях, – подчеркнул Джиф Уэлдон тоном, не терпящим возражений.
Эми поняла, что ей указали на место, она всего лишь гость, не более того, даже если когда-то в будущем ей и суждено унаследовать Уайдейл-холл.
Снег выпал еще за две недели до праздников. Рождественский день выдался холодным и безрадостным. Выглянув утром в окно, Эми поежилась, с тоской вспомнив о Бостоне и о центральном отоплении. Она быстро оделась, натянув первое, что попалось ей под руку в старинном двустворчатом гардеробе: черную трикотажную рубашку поло, черные джинсы и толстую, на подкладке, фуфайку. Главное, решила она, это сапоги, особенно если она намеревается отправиться на прогулку. Всю прошедшую после ее приезда в Уайдейл-холл неделю Эми ходила гулять регулярно, отшагав уже не одну милю, чем повергала в ужас Лиззи Эберкромби и дядю Джифа.
Позавтракала Эми одна. Лиззи была занята с двумя женщинами, которые дважды в неделю приходили из деревни убираться в доме. Выйдя в холл, она заметила дядю Джифа; он, должно быть, направлялся в свой кабинет – туда вел похожий на каменный мешок коридор, в котором вечно гулял ветер. Эми не стала окликать его.
Подняв взгляд на портрет Барбары Уэлдон, висевший над вычищенным до блеска пустым камином, Эми равнодушно пожала плечами.
– Ну что, старушка Барбара, – сказала она, – похоже, сегодня никто не спешит составить мне компанию. Попробую-ка я взобраться на ту маленькую горку, что скажешь?
– С кем это ты здесь разговариваешь?
Эми обернулась. У Лиззи Эберкромби была тяжелая поступь, и о ее приближении заранее объявлял гулкий звук шагов, но в тот раз она подошла совершенно бесшумно, словно возникла из пустоты.
– Черт побери, Лиззи. Как ты меня напугала. – Впрочем, внимание Эми уже было приковано к пушистым розовым шлепанцам, которые она заметила на ногах экономки. Трудно было вообразить себе что-либо, что бы так не вязалось с суровым обликом этой стареющей амазонки, как эти нежно-розовые тапочки. Эми невольно рассмеялась: – Что это у тебя на ногах, Лиз?
– Шлепанцы. Ты что, сама не видишь?
– Обычно я слышу твои шаги…
– Сегодня мне что-то нездоровится. У меня озноб.
– А-а, понятно.
– К тому же я контролирую эту парочку из Хоквуд-вилледж. Я определила для них участки работы в разных частях дома. Если они сойдутся вместе, непременно начнут чесать языки, тогда толку от них никакого. В шлепанцах я могу неслышно подкрасться и проверить, не лодырничают ли они.
– Лиззи, может, я могу помочь?
– Ни в коем случае! Ты здесь не для того, чтобы работать.
– Что ж, тогда я, пожалуй, пойду погуляю, хорошо?
– На это ты и спрашивала разрешение у мадам? – Лиззи многозначительно кивнула на портрет Барбары Уэлдон.
– Лиззи, расскажи мне, что с ней случилось? – Эми не давала покоя судьба этой женщины.
– Она ушла. По крайней мере, так говорили. Меня тогда еще не было в Уайдейл-холле.
– Но почему? Почему она ушла? Лиззи пожала плечами:
– Откуда мне знать?
– Они поссорились? – Эми чувствовала, что Лиззи что-то скрывает от нее.
– Послушай, они развелись! Что еще тебе надо знать? – Лиззи досадливо отмахнулась от нее.
– Но он, должно быть, любил ее. Иначе почему этот портрет до сих пор здесь?
– Любовь! Любовь ровным счетом ничего не значит.
– Э-э…. я, конечно, догадывалась, что ты не принадлежишь к числу неисправимых романтиков, однако…
– Никаких „однако“, мисс Эми. Любовь это всего лишь средство общения природы с человеком. Так природа дает понять телу, что его гормоны нормально функционируют. Вот и вся любовь. Это для вас, молодых, важна такая ерунда, как горящий взгляд и прочее. Но однажды ты спускаешься на землю и понимаешь, что любовь не стоит и половины того, что готов был отдать за нее в юности.
– Лиззи, мне кажется, ей здесь так одиноко, – сказала Эми, не отрывая взгляда от картины.
– Вон оно что. Ей одиноко? Поэтому у тебя помутился рассудок и ты в бреду взываешь к призракам?
– Я только сказала ей, что хочу подняться на одну гору.
