гражданином».
Праксифея воздает подобную хвалу автохтонии от своего собственного имени. Она отнюдь не выступает глашатаем Эрехфея. Будучи королевой, она говорит от имени Афин, произнося коронные слова афинян: «Мы — автохтоны». Вернее, слова афинян и афинянок — «всех афинянок» — поскольку декрет, принятый около 450 года до н. э. уточнял, что женщины наравне с мужчинами могли стать жрецами (жрицами) Афины-победительницы. Праксифея прекрасно знала, о чем она говорила. Она была кровинкой афинской земли, дочерью Кефиса, местной реки. Дочь, рожденная отцом, орошавшим своими водами афинскую землю. Праксифея могла быть только автохтоном.
Она должна была быть таковой, чтобы исполнить то, что Афина и город-государство ожидали от нее: пожертвовать по требованию оракула родной дочерью, вместе с Эрехфеем пролить кровь во имя спасения Афин. Праксифея была достойна своего коренного происхождения. Когда Эрехфей возвратился от оракула, изрекшего ужасное предписание, он полагал, что Праксифея возмутится, вырвет из его рук ребенка, будет чинить препятствия спасению города. По дороге он нашел компромиссное решение: он решил удочерить девочку и принести этого ребенка в жертву, как повелел оракул. Праксифея ничего не потеряет. Однако Эрехфей недооценил силу воли дочери Кефиса, силу воли коренной афинянки. Праксифея совсем недавно заклеймила позором принятое гражданство, «ненастоящее» гражданство всех тех, кто не является родным плодом земли. Разве может приемный ребенок заменить родное дитя? «Где покоится сила тех, кого усыновляют или удочеряют? Природные плоды наделены большей силой, нежели плоды, созданные по закону». При мысли о том, что чужая жизнь могла бы встать вровень с кровью ее родной дочери, Праксифея пришла в ярость. Она буквально вышла из себя. Она покажет Эрехфею, всем гражданам, как ведет себя автохтон, как умеет мать-автохтон проливать кровь от крови своей и отдавать ее страждущей земле.
Праксифея — это антипод Клитемнестры: «Я сама поведу своего ребенка на заклание». Она поет хвалу смерти во имя родины: «Только моя дочь заслужит венец, умерев во имя государства». Она спасет «алтари богов и отечество». Отечество, за которым королева-автохтон видит Землю, Гею. Кровь жертвы прольется в рот, в чрево Земли: «Эту девушку, которая является моей только от природы, по рождению, я отдам в жертву во имя Земли». Праксифея занимает здесь место, отведенное Эрехфею в произведении, столь близком тому же Еврипиду: «У него хватало мужества убивать своих дочерей, перерезая им горло во имя земли». Хвала, воздаваемая Крезом в «Ионе». Я Праксифеи заставляет забыть о «нас, коренных жителях». Я заставляет Эрехфея исчезнуть, словно война и смерть уже заключили его в свои объятия и повлекли в святилище, в подземелье Акрополя. Праксифея становится главным действующим лицом и Единственной Коренной Жительницей, единственным Автохтоном. «Без моего согласия никто не может отменить древние законы наших предков». Королева, неукоснительно возвращающая Гее то, что ей принадлежит по праву, она торжественно становится на сторону Афины и отдает гражданам во имя их спасения, во имя общей победы «плод своего чрева». Чрева, которое является также и чревом Геи. Нутро Земли больше не попирается, как в случае с лишенной матки Афиной, которая так любит поиздеваться над кормилицами. Праксифея и Гея становятся равными друг другу.
Основательница и Родина-Мать
Согласно рассказу Демарата, девушка, принесенная в жертву, получила имя Хтония — Дочь Земли, а ее кровь, обагрившая алтарь Персефоны, потекла в чрево Земли и наполнила собой рот той, которую женщины нередко называли Корой — Молодой Девушкой. Земля Аттики пропитана кровью женщин. Афина воплощает в себе институционные черты: три сестры, похороненные в одной могиле, станут официальными покровительницами края; как богиням, им будут поклоняться в той же степени, что и Эвменидам; перед началом любого военного похода кровавые жертвоприношения придавали городу- государству уверенность в победе. Женский дублет Эрихтония, дочери Праксифеи, какие бы имена они ни носили — Перворожденная или Пандора (изображаемая в виде молодой загорелой коренной жительницы), — получили в удел прекрасную смерть. Первая жертва, та девушка, которую родная мать одела в самые лучшие наряды словно бы для того, чтобы та возглавила праздничную процессию, была увенчана короной: единственная, отличающаяся от других исключительной славой, в то время как, по словам Праксифеи, «сыны державы, павшие в битвах, делят совместно с другими общую могилу и общую славу». Это намек на национальные похороны на городском кладбище Керамик, усыпальнице погибших за город-государство, тех, во славу которых Афина и ораторы произносили Эпитафию — хвалу коренным жителям, автохтонам. Итак, три сестры, две из которых присоединились к первой, как только приняли смерть закланием, как и подобает столь мужественным коренным жительницам. Все три, они вскоре получили «имя, которое прогремит по всей Элладе: смертные назовут их богинями Гиацинтидами».
Прекрасная смерть, слава, схожая со славой воинов, павших во имя спасения отечества, и ежегодное отправление культа: «Необходимо, чтобы каждый год граждане, сохраняющие воспоминания несмотря на череду лет, воздавали бы им должное, совершая кровавые жертвоприношения». Культ, поддерживаемый городом-государством: хоры девушек и, возможно, боевые танцы юношей.
Более того, дочери Праксифеи, превратившиеся в воинствующие божества, стоявшие на страже края, должны были «обладать неприкосновенным убежищем». «Нельзя позволять какому-либо врагу втайне приносить им жертвы: для него это будет победа, для этой земли же — сокрушительное поражение». На сей раз ритуал был разработан во всех деталях: совершение жертвоприношения перед выступлением в поход, как это делали жители Спарты, принося жертвы Артемиде. Правда, спартиаты приносили жертвы Артемиде на поле брани и на глазах у врага. Афина не преминула уточнить малейшие подробности: «Перво-наперво, перед тем как начать сражение с врагом, нужно принести жертву Гиацинтидам, не дотрагиваясь до винограда, дающего вино, но совершая возлияния на огонь, но предложив божествам мед, изготовленный трудолюбивой пчелой, смешав его с чистой родниковой водой». Хтония и ее сестры становятся божествами земли, божествами столь же хтоническими, что и Эвмениды, боящиеся вина и не признающие никаких других возлияний, кроме возлияний меда, разбавленного водой. Однако Гиацинтиды не подменяют собой могущественных Эвменид: они сопутствуют им при ведении войны,будучи хранительницами города- государства. Живущие под землей, они всегда готовы защищать границы родного края, предупреждать нашествия чужестранцев. Дочери Праксифеи, то живущие на Акрополе, то отправляющиеся к границам страны, заботятся о территории города-государства, той самой территории, которую клянутся защищать эфебы в святилище Аглавры, другой коренной жительницы, дочери Кекропа, которая играет одновременно роль Праксифеи и роль ее дочерей, принесших себя в жертву во имя спасения Афин.
Земля выпила кровь молодых коренных жительниц, но потребовала принести себе еще одну жертву — Эрехфея Хтонического, тело которого, вплющенное в скалу Акрополя, укрепило основы города- государства и даже его автохтонию. В тот самый момент, когда гнев Посейдона вот-вот должен был обрушиться на царя Афин, бог морей попал в ловушку и затих после вмешательства Афины, своей вечной соперницы, которая вновь одержала над ним победу. Бог землетрясений, Посейдон заставил «содрогнуться землю и город-государство». Ударом своего трезубца он разверзнул могилу для Эрехфея, погрузившегося в землю. Хтонический бог возвратился в глубины, из которых он вновь возродится, став истинным Эрехфеем. Афина, вне всякого сомнения, с помощью Зевса укротила ярость бога морей. Она поставила Посейдона рядом с его жертвой. Вот с какими словами Афина обратилась к Праксифее: «Что касается твоего супруга, то я повелеваю, чтобы в центре города в честь него воздвигли святилище, обнесенное каменной оградой». И в этом святилище сойдутся вместе Эрехфей и Посейдон. «Эрехфей возьмет имя своего убийцы: именно так будут взывать к нему граждане, когду станут приносить ему в жертву быков». Посейдон Эрехфей или Эрехфей-Посейдон? Первое сочетание появляется в культовых надписях, причем чаще всего в форме Посейдон-Эрехфей. Второе сочетание практически не употребляется, однако оно было бы правомерным, если бы мы вознамерились подчинить убийцу его жертве: Эрехфей, превратившийся в Посейдона, который на этот раз выступает как бог незыблемых основ, основ, прочных на века. В Посейдона, слившегося с автохтонией.
С автохтонией, которая после смерти Эрехфея и исчезновения трех сестер нашла свое полное
