Лорд Дарси с удивлением заметил про себя, что почти точно процитировал доктора Пейтли.
— Чего лэйрд Дункан не знал, — торопливо продолжил он, — так это того, что его жена, направляясь в спальню графа, взяла с собой пистолет.
Такое обстоятельство представляло ее визит в несколько ином свете. Именно это так его разъярило — не то, что я обвиняю его жену в убийстве, а то, что я бросаю тень сомнения на ее порядочность.
Повернув голову, он посмотрел на стол, за которым работал ирландец.
— Готово, мастер Шон?
— Да, милорд. Осталось только установить экран и зажечь фонарь в проекторе.
— Тогда начинайте.
Он снова посмотрел на отца Брайта и графиню.
— У мастера Шона есть довольно интересный слайд, с которым мне хотелось бы вас познакомить.
— Самое успешное проявление в моей практике, если вы позволите мне так сказать, милорд.
— Приступайте.
Мастер Шон снял крышку с объектива проектора; на экране появилось изображение.
И сразу раздались удивленные возгласы отца Брайта и графини.
На экране была женщина, одетая в то самое платье. Ворот из-за недостающей верхней пуговицы был распахнут. Правую руку женщины почти полностью скрывало густое облако дыма; видимо, она только что разрядила в смотрящего пистолет.
Но не это стало причиной восклицаний.
Девушка была прекрасна. Потрясающе, умопомрачительно прекрасна. И не какой-то утонченной красотой. Она не походила на цветок, от нее не веяло спокойствием. Такая красота могла вызывать только одно, вполне определенное чувство у любой нормальной особи мужского пола. На экране была физически самая привлекательная женщина, какую только можно себе представить.
«Изыди, сатана, — с отвращением подумал отец Брайт. — Ее красота почти непристойна».
Одну только графиню никак не тронула физическая привлекательность изображенной на экране девушки. Она видела только ошеломляющую красоту.
— Кто-нибудь из вас видел эту женщину прежде? — спросил лорд Дарси. — Я думаю, что нет. Равно как ее не видели лэйрд и леди Дункан. И сэр Пьер.
Кто она? Мы не знаем. Однако мы можем сделать некоторые умозаключения. Видимо, она пришла к графу на свидание, условившись заранее. Почти очевидно, что это и есть та женщина, про которую Эдуард говорил леди Дункан, — та самая женщина, «она», с которой не сравниться этой шотландской аристократке. Почти очевидно также, что она из простолюдинок — иначе на ней не было бы одето платье из коллекции графа.
Видимо, она переоделась прямо здесь, в спальне. А затем они с графом поссорились; о чем — мы не знаем. Незадолго до этого граф отобрал у леди Дункан пистолет и, видимо, небрежно бросил его на столик, который виден позади девушки. Она схватила пистолет и выстрелила. Затем, снова переодевшись и спрятав платье в кладовку, она покинула комнату. Никто не видел, как она пришла, никто не видел, как она ушла. Ведь именно с этой целью граф и устроил свою потайную лестницу.
О, не бойтесь, мы ее найдем — нам же известно, как она выглядит.
И как бы там ни было, — заключил лорд Дарси, — вся эта загадка, наконец, разрешилась — к полному моему удовлетворению. Теперь можно доложить Его Высочеству о результатах.
Ричард, герцог Нормандский, налил в два хрустальных бокала щедрые порции превосходного бренди. С довольной улыбкой он вручил один из них лорду Дарси.
— Великолепная работа, милорд. Просто великолепная.
— Очень рад, что Ваше Высочество так считает, — ответил лорд Дарси, принимая бокал.
— Но откуда у вас была уверенность, что это не кто-либо снаружи, не из замка? Ведь в ворота может войти кто угодно, они никогда не закрываются.
— Совершенно верно, Ваше Высочество. Но ведь дверь-то внизу лестницы была закрыта. Вышвырнув леди Дункан, граф д'Эвро запер ее. Снаружи эту дверь нельзя ни запереть, ни открыть замок; следов взлома тоже не было. Никто не мог ни войти, ни уйти этим путем после насильственного удаления леди Дункан. Единственный оставшийся путь в покои графа — через другую дверь, и она была не заперта.
— Понятно, — сказал герцог Ричард. — Но я не понимаю, чего ради она вообще туда пошла?
— Возможно, по его просьбе. Любая другая женщина на ее месте знала бы, чем рискует, принимая приглашение явиться в покои графа.
Красивое лицо герцога помрачнело.
— Нет. От собственного брата такого никак нельзя ожидать. Она была вполне права, пристрелив его.
— Совершенно верно, Ваше Высочество. И я не сомневаюсь, что, не будь миледи наследницей, она сразу же и призналась бы. Мне стоило огромных трудов не дать ей признаться, когда она решила, что я собираюсь обвинить в убийстве Дунканов. Но она все время помнила о репутации — и своей, и своего покойного брата. Не как частных лиц, но как графа и графини, служащих правительства Его Императорского Величества короля. Ведь одно дело, если кто-то имеет славу распутника. Большинство людей смотрит сквозь пальцы на подобное поведение аристократа, занимающего высокий пост, если только он справляется со своей работой, и справляется хорошо, — а свои обязанности граф, как известно Вашему Высочеству, исполнял как надо.
Но совсем иное — быть застреленным при попытке напасть на собственную сестру. Она совершенно права, что пыталась это скрыть. И она так и будет молчать, если только в преступлении не обвинят кого- либо другого.
— Чего, конечно же, не случится, — откликнулся герцог Ричард. Сделав маленький глоток бренди, он добавил:
— Из нее получится хорошая графиня. Она вполне рассудительна и может оставаться хладнокровной в сложных обстоятельствах. Трудно было не удариться в панику, застрелив собственного брата, но ведь этого не произошло. Многие ли женщины подумали бы о том, чтобы просто снять порванное платье и переодеться в его копию, взятую из кладовки?
— Крайне немногие, — согласился лорд Дарси. — Потому-то я и не упомянул ни разу, что знаю об идентичности коллекции Эдуарда гардеробу графини. Кстати, Ваше Высочество, если хороший целитель, вроде отца Брайта, был осведомлен об этих платьях-дубликатах, он, конечно же, понимал, что у графа сексуальная одержимость собственной сестрой. И он, наверное, догадывался, что все прочие женщины, за которыми гоняется граф, — просто этакие суррогаты, заменители его сестры.
— Да, конечно. И ни одна из них не выдерживала сравнения.
Герцог поставил бокал на стол.
— Я сообщу своему брату королю, что всем сердцем рекомендую ему новую графиню. Разумеется, ни одно слово об этих событиях не будет доверено бумаге. Вы знаете, я знаю, и король тоже должен знать. Но больше — никто.
— Знает еще один человек, — сказал лорд Дарси.
— Кто?
На лице герцога было удивление.
— Отец Брайт.
Удивление сменилось облегчением.
— Естественно. Но ведь он не скажет ей, что мы тоже знаем?
— Думаю, мы вполне можем положиться на благоразумие отца Брайта.
В полумраке исповедальни Элис, графиня д'Эвро, стоя на коленях, вслушивалась в голос отца Брайта.
— Я не буду накладывать на тебя епитимью, дитя мое, так как ты не содеяла греха — в том, что касается смерти твоего брата. А за остальные свои грехи прочитай и выучи наизусть третью главу из «Души и мира» святого Джеймса Хантингтона.
Отец Брайт начал было уже произносить слова отпущения, но графиня прервала его:
— Но я не могу понять одного. Это изображение, это же совсем не я. Я в жизни своей не видела столь поразительно прекрасной девушки. А ведь я такая некрасивая. Я ничего не понимаю.
