В несколько прыжков он подскочил к улью, еще раз оглянулся, натянул на голову противогаз и поднял крышку улья. Пчелы сердито загудели, столбом поднялись над своим жилищем и ринулись на врага. Но противогаз плотно прикрывал Ленькино лицо. Он ухватил первую попавшуюся раму с сотами. Руки стали липкими от меда. Но тут, к своему ужасу, Ленька почувствовал, что задыхается. Шланг противогаза был чем-то забит, не хватало воздуха. Ленька еще раз попытался вздохнуть – ничего не получилось. В горло полезла какая-то едкая пыль. Он ощутил ее во рту: на языке, на зубах. Ленька закашлялся, бросил соты, сорвал противогаз и, втянув голову в плечи, стрелой помчался к спасительной щели. А пчелы всем ульем ринулись за ним. Они облепили его лицо, шею, руки, нещадно жалили, впивались в тело, точно раскаленные иголки.
Досталось от них и Митяйке, но меньше. Отмахиваясь от разъярившихся пчел, ребята позорно бежали. Остановились они далеко от пасеки, когда пчелы кончили наконец их преследовать. Ленькино лицо стало пухнуть, побагровело, а когда подошли к ржаному полю, совсем затекло. На месте глаз виднелись только узкие щелочки.
– Что это? – воскликнул Василий Григорьевич. – Что с вами?
– Пчелы напали… – нехотя ответил Ленька.
– Какие пчелы?..
Волей-неволей пришлось рассказать все как было. Рассердился Мухарев не на шутку.
– Вас зачем посылали в разведку? Чтоб мед воровать? – отчитывал он сконфуженных ребят. – Так вы храните партизанскую честь? Колхозники от нас защиты ждут, а вы сами грабите? Ты, Голиков, заявление в комсомол подал, а сам вон что!.. И ты, Андреев… Вот смотрите, придем на место, сядете под арест. Это ваш даром не пройдет!
– Да ведь мы у старосты. Предатель он…
Ребятам наконец удалось объяснить Василию Григорьевичу, что на пасеку они забрались не только за медом, но и для того, чтобы насолить предателю. Они доложили о результатах разведки, сообщили, что немцев в селе нет.
– Ладно, – сказал Мухарев. – За разведку спасибо, но все равно нужно подумать, не рано ли вам в комсомол вступать. Хороши будете – в таком виде на собранье явитесь!
Этот разговор сильно расстроил Леньку. Что, если и вправду не примут? Из-за какого-то старосты, из-за его пчел все может рухнуть! Конечно, получилось не совсем ладно. Надо же было им встретить ребят с этим злосчастным противогазом! Обращаться с имуществом не умеют – набили пылью! Если б не противогаз, ничего бы и не было. С голой мордой не полезешь на пасеку…
Ленька лежал во ржи и предавался горестным мыслям.
– Как думаешь, могут и не принять теперь в комсомол? – спросил он Митяйку.
– Не знаю. Говорил я тебе…
– Чего ты мне говорил?.. А к пчелам я теперь и близко не подойду.
Через несколько дней партизаны пришли к Родиловскому озеру. Радист сообщил об этом в бригаду. Отряды уже шли по следам разведчиков. Спустя неделю они тоже были около озера.
К тому времени, когда в отряде созвали комсомольское собрание, лицо Леньки успело приобрести нормальный вид.
Комсомольцев в отряде было немного. Отряд в большинстве своем состоял из пожилых людей, а из молодых только Митяй и Ленька не были комсомольцами. Собрались под соснами на песчаном пригорке, заросшем густым шелковистым мхом. Первым вопросом был прием в комсомол, а по второму вопросу собирался выступить Мухарев. В повестку дня записали: «О партизанской борьбе в новых условиях».
Ленька не помнил, когда еще он так волновался. Вступать в комсомол надо без единого пятнышка, а тут как нарочно эта глупая история с пчельником! Опять же его могут обвинить в горячности или начнут спрашивать по политграмоте. Сам себе Ленька дал слово, что больше никогда не станет горячиться, будет вести себя, как подобает настоящему партизану. Но поверят ли ему комсомольцы?.. Многое будет зависеть от учителя. А что, если он скажет: принимать еще рано. Да при всех расскажет, как лазил Ленька на пасеку за медом. Тут со стыда сгореть можно!
Так терзался Ленька сомнениями, ожидая минуты, когда наконец решится его судьба.
– К нам в комсомольскую организацию подал заявление Голиков, – сказал председатель собрания. – Просит принять его в комсомол…
Ленька составлял заявление два дня. Все казалось не так, а председатель в полминуты его прочитал. Оно было коротким:
«В комсомольскую организацию партизанского отряда командира Гвоздева.
Прошу принять меня в ряды Ленинского комсомола. Хочу комсомольцем сражаться с врагом, гнать его с нашей земли. Если потребуется, готов честно отдать жизнь за нашу Родину.
Обсуждали заявление недолго.
– Кто хочет высказаться? – спросил председатель. Комсомольцы молчали. Раздалось несколько голосов: «Знаем его!», «Чего тут говорить?»
– Тогда разрешите мне самому сказать? Председатель хорошо говорил о Леньке. Сказал, что
Голиков достоин стать комсомольцем. Он припомнил случай, когда Ленька не бросил раненого товарища, и предложил принять Голикова в комсомол.
Выступил еще один комсомолец, тоже поддержал, но Ленька сидел как на иголках – ждал, не выступит ли Василий Григорьевич. И вот Мухарев попросил слова.
Он похвалил Леньку за смелость, находчивость, говорил о его преданности Родине, под конец сказал:
– Я думаю, товарищи, Голикова надо принять в комсомол. – У Леньки отлегло от сердца. – Но он должен дать нам слово, что больше не будет совершать опрометчивых поступков, – продолжал Мухарев. – А такие
