Он всегда возглавлял переходы. Он — мастер поездов. Только так и никак иначе, — кричавший так неистово брызгал слюной, что сидевшие в нервом ряду брезгливо отворачивались и вытирали лица, хотя и одобрительно кивали при этом. Вот это было вполне доступно их пониманию, когда ни вперед не идешь, ни назад, а упрямо стоишь на своем.
— Прекрати колотить, Тэкенг, молоток сломаешь, — прошипела Хрэдил как змея.
Председатель осекся, потому что это он должен был приказывать, а не наоборот. Такое поведение было беспрецедентно. Но пока он не мог ни на что решиться, молоток застыл в воздухе, а Хрэдил, не дожидаясь, пока он соберется с мыслями, заговорила вновь:
— Вот так-то лучше, гораздо лучше. Мы должны думать правильно, а не как думала раньше. Мы делаем сейчас новое дело, поэтому нам нужен новый организатор. Я не хочу сказать, что кто-нибудь из нас на это не годен. Но почему бы не спросить, что думает Иван Семенов. Что ты думаешь, Иван?
Большой мужчина медленно поднялся, огладил бороду, оглянулся на офицеров-техников и Глав Семей, пытаясь прочитать на их лицах реакцию. Но помощи от них не дождался. Гнев, смущение — да, но отнюдь не решимость.
— Пожалуй, кандидатуру Яна стоит обсудить, план надо составить — ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Приготовления, их надо планировать, да и два рейса тоже. Вообще-то я не знаю…
— А не знаешь, так замолчи! — выкрикнул Чая Тэкенг, ударом молотка подчеркивая свое возмущение. Но он стучал и кричал весь вечер и потому был игнорирован залом. Иван продолжал:
— Поскольку я не в курсе насчет изменений, значит мне понадобится помощь. Ян Кулозик в курсе, это его план. Он знает, что делать. Я могу организовать все как обычно, но всеми изменениями должен руководить он. И отвечать за них тоже должен он.
Ян отвернулся, чтобы они не смогли увидеть его лица и понять, что он чувствует. Как он ни боролся с собой, но он ненавидел этих людей. Он провел тыльной стороной ладони по губам, словно стирая брезгливое выражение. Этого никто не заметил, все смотрели на Хрэдил.
— Хорошо. Прекрасный план… Рейсом будет командовать Глава Семьи. Технический офицер будет советником. Думаю, это хорошая идея. Я за. Кто против, быстро поднимите руки. Итак все за.
Следовательно, он был во главе — но не Глава. Ян мог настаивать, требовать полномочий, но слова ничем не могли ему помочь. Все смирились — значит, он тоже должен смириться. Необходимо было вывести кукурузу, и это выходило на первый план.
— Хорошо, — сказал он. — Так и решим. Но больше не должно быть никаких споров, с ними необходимо покончить. Жатву надо немедленно прекратить, снять с машин все несущественное. Мы должны все урезать наполовину, так как места у нас будет вдвое меньше обычного. Вы должны сказать людям, что у них только один день на сборы. Если вы это скажете, мы сумеем подготовиться за два дня. Через два дня первые машины должны быть порожними и готовыми к погрузке урожая. Есть вопросы?
Вопросы? Стояло глубокое молчание. Можно ли спрашивать ураган, поднявший тебя в воздух, с какой скоростью он тебя понесет?
— Думаю, мы выходим слишком рано. Это ошибка. — Хейн Риттерспатч возился в казенной части топливного отсека и не мог смотреть Яну в глаза.
Ян с лязгом захлопнул и задраил смотровое окошко редуктора. В двигательном отсеке было тесно и грязно, чувствовался острый запах пота.
— Не рано, Хейн, скорее поздно, — вяло ответил он, устав повторять вновь и вновь одни и те же слова. — Мы не настолько оторвались от поездов, как ты думаешь, нам бы надо ехать гораздо быстрее. Вот почему нужно удвоить твой экипаж, чтобы вы могли работать по шестнадцать часов в сутки. Мне остается лишь надеяться, что этого будет достаточно. Ты выполняешь ответственную работу, Хейн. Твои ремонтники в танках поедут по Дороге впереди нас и будут смотреть, годится ли она для езды. Ты знаешь, что от тебя требуется. Ты занимался этим раньше, просто в этот раз всем придется чуть-чуть тяжелее.
— Мы не сможем ехать так быстро. Люди не выдержат.
— Ты должен сделать так, чтобы выдержали.
— Я не могу их просить…
— Ты не будешь просить, ты будешь приказывать.
Дни изматывающей, бесконечной работы сказались на Яне. Под глазами лежали темные круги, и он невероятно устал. Устал льстить, подгонять, подталкивать, заставлять этих людей делать нечто для них непривычное. Нервы тоже разболтались, и видеть толстого ноющего идиота было уже слишком. Он повернулся и сильно ткнул Хейна в рыхлый живот:
— Ты нытик, Хейн, тебе известно об этом? Здесь капитан-проктор никому не нужен — все слишком устали и слишком заняты, чтобы искать неприятностей. Выходит, ты бездельник. Только когда мы поведем поезда, у тебя появится настоящая работа. А сейчас ты поедешь вперед и разведаешь дорогу. Поэтому прекрати отлынивать и займись делом. — Ты не смеешь со мной так разговаривать!
— Смею. Твои танки и люди давно готовы. Я лично проверил технику, она в полном порядке. Вот уже в третий раз проверяю командный танк, но не нахожу никаких неполадок.
От гнева великан не мог найти слов — он занес над головой огромный кулак. Ян приблизился к нему, поднес свой твердый, исцарапанный кулак проктору под нос. Подождал, улыбаясь.
— Что ж, ударь меня, чего ты медлишь?
Приходилось говорить сквозь зубы, потому что челюсти свело, и рука тряслась от сдерживаемого гнева. Хейн не смог устоять. Опустив кулак, он повернулся и неуклюже полез из люка. Снаружи по кольцам застучали башмаки.
— Это тебе даром не пройдет, Кулозик! — прокричал он — в отверстии люка появилось его красное лицо. — Я пойду к Семенову, к Чану Тэкенгу. Тебя вышвырнут, ты зашел слишком далеко…
Ян устало шагнул вперед, занес кулак и лицо мгновенно исчезло. Да, он зашел слишком далеко, заставив этого зануду праздновать труса. Хейн никогда ему этого не простит. Обычно в таких случаях бывают свидетели. Лайос Наджи молча сидел в кресле помощника водителя.
— Заводи моторы, — сказал Ян. — Думаешь, я был слишком крут с ним, Лайос?
— Он успокоится, когда ты с ним немного поработаешь.
— А я держу пари, что с каждым разом он будет все хуже.
Пот сильно завибрировал — шестеренки двигателя пришли в движение. Ян склонил голову набок, прислушиваясь. Танк был в хорошем техническом состоянии.
— Передай другим, пусть заводят, — сказал Ян. Когда включился кондиционер, он захлопнул люк, уселся в водительское кресло, поставил ноги на тормоза, а руки легко опустил на баранку, управлявшую одновременно передачами и сцеплением. Двадцатитонный механизм вибрировал ровно и мощно, дожидаясь его команды.
— Скажи им, пусть выстраиваются за мной в линию с интервалами в сто метров. Мы выезжаем.
Лайос лишь секунду промедлил, затем включил микрофон и отдал приказ. Это был надежный работник, из тех механиков, которые были с Яном еще до Дороги.
Ян наклонил баранку вперед, чуть повернув ее при этом. Стон коробок передач перерос в визг, и танк рванулся вперед — колеса вертелись, тяжелые траки плашмя ложились на твердую породу Дороги. Включив заднюю камеру, он увидел на экране, что другие танки ожили и двинулись следом за ним.
Промелькнули широкая центральная улица города, стены хранилищ, затем первые фермы. Он вел машину на ручном управлении, пока последнее здание не оказалось позади и Дорога не сузилась. Тогда он включил автоматику и откинулся в кресле, танк увеличил скорость. Кабель, проложенный под застывшей лавовой поверхностью, служил указателем пути. Колонна танков с ревом проносилась мимо ферм, устремляясь в пустыню.
Они были в песчаных пустошах, и единственным признаком обитания человека на планете была эта ровная лента Дороги. До тех пор, пока они не получили ожидаемого сообщения.
— У меня неполадки с радио, я с вами свяжусь сам, — сказал Ян, выключая микрофон. Другие танки были на командной частоте, поэтому не могли вмешаться в передачу. Начав это дело, он решил закончить его по-своему.
Они отъехали на триста километров от поселения, прежде чем столкнулись с первой проблемой. Дорогу занесло песком. Песчаный барьер достигал двух метров в высоту. Ян приказал колонне стоять, пока
