виновным?
Его голос разнесся над толпой, которая теперь была безмолвной и внимательной. Ее голос отвечал точно так же.
— Ничего он не имел в виду. Он болен, жар, рука у него болит. Доктор уже идет.
— Это хорошо. Бедняжка! Так значит, раз не было суда, я ни в чем не виноват?
Молчание затянулось, и даже с такого расстояния Ян видел, что она хочет его смерти так, как не хотела никогда в жизни. Он не двигался — стоял, словно скала, и ждал ответа. Наконец, последовал ответ:
— Нет… Не было суда… — Слова кривили ее губы.
— Это тоже хорошо. Ты права, Хейн болен. Ну что ж, раз не было суда, то я ни в чем не виновен. — Итак, он загнал ее в угол, заставил высказаться публично. Но надо было закрепить успех. — Прекрасно. Все слышали, что сказала Хрэдил? Теперь же — за работу тронемся: в обратный рейс как только сможем.
— Нет! — загремел ее усиленный системой голос. — Я предупреждаю тебя, Ян Кулозик, ты заходишь слишком далеко. Тебе надо молчать и повиноваться. Мы тоже приняли решение: никаких рейсов за кукурузой. Ты будешь…
— Не буду, старуха. Ради общего блага решено, что мы отправимся за кукурузой. И мы сделаем это.
— Я тебе приказываю!
Она была в такой ярости, в какой никогда еще не бывала. Любой призыв следовать закону и логике был тщетен, любая попытка вовлечь зрителей — обречена на провал. Сейчас их нельзя было убедить, им можно было только приказывать. Ян сунул руку в башню танка, вытащил кусок кабеля и потряс им.
— Я не подчиняюсь твоим приказам. Все танки и движители выведены из строя, и не будут действовать до тех пор, пока я этого не позволю. Мы отправляемся за кукурузой, и тебе нас не остановить.
— Схватите его, он безумен, убейте его! Я приказываю!
Несколько человек конвульсивно качнулись вперед, затем отступили, как только Ян склонился над люком и подал энергию в систему плавильного орудия. Черное дуло пушки дернулось и выплюнуло вверх столб пламени. Раздались вопли и визг. Оружие сказало больше, чем мог сказать Ян. Хрэдил, скрючив пальцы, словно когти, наклонилась вперед, затем повернулась. За ней стоял Хейн — она оттолкнула его и исчезла в проеме двери купола. Ян выключил пушку, и бешенный рев утих.
— На этот раз ты выиграл, — сказал Гизо, но в голосе у него не было торжества. — Но теперь тебе постоянно придется быть настороже. Кончится тем, что или ты победишь, или она.
— Мне не нужна борьба с ней, достаточно перемен…
— Не забывай: перемены — угроза ее власти. Тебе нельзя отступать. Только вперед.
Ян почувствовал внезапную слабость.
— Пусть разгружают кукурузу. Надо, чтобы люди работали, тогда у них не будет времени думать.
— Гизо! — позвал кто-то. — Гизо, это я. — На гусеницу взобрался тонкий мальчик-подросток. — Тебя хочет видеть старый Лендон. Сказал, чтобы ты шел немедленно, не тянул, говорит, это очень важно.
— Лендон — Глава моей Семьи, — объяснил Гизо.
— Начинается. — Ян подумал о возможных последствиях. — Узнай, что ему нужно. Но о чем бы он ни просил, сразу же возвращайся и дай мне знать. Он знает, что ты со мной — должно быть причина в этом.
Гизо спрыгнул и последовал за парнем, но его место занял Эйно.
— Я пришел за кабелями. Надо прицепить сначала семейные машины…
— Нет, — сказал Ян почти не думая, повинуясь рефлексу. — Кабели, обездвиженные машины — это наше единственное оружие, У него было чувство, что против него готовы подняться великие силы, и нельзя было сейчас лишать себя оружия. — Подожди немного. Передай остальным, что мы должны собраться через… ну скажем, через три часа. Обсудить план разгрузки.
— Как скажешь.
Ожидание было долгим, и Ян резко чувствовал одиночество. Через переднее окно он видел, как суетятся люди. Достаточно обыденно. Но не для него. Он встряхнул Глав семей, вывел из равновесия, одержал победу. На миг. Но сможет ли он осуществить задуманное, удержать, что выиграл?
В гадании не было толку. Требовалось лишь сохранять спокойствие, сидеть и ждать, каков будет их следующий ход.
— Дело плохо, — сказал Гизо, пробираясь в люк.
— Ты о чем?
— Старый Лендон запретил мне идти во второй рейс. Вот так-то.
— Он не может тебя остановить.
— Меня — да, но я такой один. Я знаю, зачем я здесь, и что все это значит. Но откуда знать это остальным? Старейшины вызовут всех — техников и механиков. Им прикажут, и они послушаются. А нам останется революция на двоих, и некуда будет деться.
— Мы еще не умерли. Будь здесь, сиди на кабелях, запри люк и не открывай, пока я не вернусь. Без них мы проиграем.
— А если кто-нибудь захочет взять их? Кто-нибудь из наших?
— Не давай. Даже если…
— Если придется драться? Что, убить?
— Нет, так дело не пойдет.
— Почему же? — Гизо был серьезен, как никогда. — Цель оправдывает средства.
— Нет, не оправдывает. Делай, что сможешь, но не вреди никому.
За спиной Яна захлопнулся люк, и он услышал, как встала на место задвижка. Он спрыгнул с гусениц и спокойно пошел к куполу. Толпа большей частью рассеялась, но все же поблизости оставалось много людей. На него смотрели с любопытством, но отворачивались, встречаясь взглядами. Они были пассивны, натасканы на исполнение приказов, они не представляли для него проблемы. Но предстояло иметь дело со старейшинами.
У входа не оказалось прокторов, и это было кстати. Ему не хотелось с ними сталкиваться. Ян тихо открыл дверь и остановился у входа. Все были здесь, слишком занятые руганью друг с другом, чтобы заметить его. Он прислушался.
— Убить их всех — вот единственный выход! — Голос Чана Тэкенга срывался: должно быть как всегда кричал до хрипоты.
— Ты дурак, — сказала Хрэдил. — Нам нужны обученные люди, чтобы обслуживать технику. Мы должны им приказывать, а они — повиноваться. Позже, когда он умрет, они будут наказаны поодиночке. Мы не простим.
— Никто не будет наказан. — Ян шагнул вперед, настолько же спокойный, насколько они все были разгневаны. — Вы ведь даже не понимаете, глупцы, в какой беде мы оказались. Если не прибудут корабли, мы не получим ни запасных частей, ни топлива.
Наши танки и движители один за другим выйдут из строя, потом мы умрем. Если корабли придут, им понадобится вся кукуруза, которую мы смогли собрать. Она нужна нам, как единственное оружие…
Хрэдил плюнула ему в лицо. Он вытер лицо тыльной стороной ладони и попытался сдержать ярость.
— Ты будешь делать то, что мы тебе прикажем. — заявила она. — Больше чтоб мы не слышали от тебя указаний. Мы — Главы Семей, и ты должен повиноваться. Ты…
— Глупая старуха, ты что, не понимаешь, что здесь ничто не тронется с места без моего разрешения? У меня кабели всех машин, а без этого они не будут действовать. Если я их уничтожу, и через какое-то время мы все погибнем. Я сделаю это немедленно, если не получу согласия на повторный рейс. После этого я обещаю ни о чем больше не просить. Когда мы вернемся, ты будешь хозяйничать как всегда. Что, разве не хорошо?
— Нет! Ты не имеешь права приказывать нам. — Хрэдил не шла ни на какие компромиссы.
— Я не приказываю. Я пока только предлагаю.
— Этот план не так уж плох. — заметил Иван Семенов. Мы ничего не потеряем, если они отправятся
