Земле. Надо только туда попасть. На Землю или, на худой конец, на базу, где ТД уже подбирается к своей бороде — драть ее в нетерпении. Легко сказать — попасть!
— Одиссей! — сказал Валгус. — Я хотел бы зайти в рубку.
— Нет.
— Я обещаю ничего не предпринимать против вас. Обещаю, понимаете? Даю слово. Пока буду в рубке… Там приборы, они мне нужны. Я тоже хочу поработать.
Что он понимает в обещаниях! А, собственно, почему бы и нет? Раз обрел способность мыслить — должен понимать. Если бы он понял. Если бы разрешил зайти сейчас в рубку! Что же молчит Одиссей?
— Одиссей, я же обещал!
— Хорошо, — сказал Одиссей. — Я верю. Можете зайти в рубку.
Валгус наклонил голову. «Я верю» — вот, значит, как…
Он вошел в рубку. Было очень радостно увидеть привычную обстановку. Все на своих местах. Если не считать того, что исчез кусок внешней переборки. Возник лаз в пустоту. Воздух не выходил. Валгус решил не удивляться. Взглянул на часы. Экспериментальный полет со скоростью ноль продолжался уже второй час. Как только истекут два часа, надо будет на что-то решиться.
Получив у самого себя отсрочку, он усмехнулся. Оглядел экраны. Сплошная пустота. Затем взглянул в зияющую дыру. Через нее виднелась звезда. Она была — по астрономическим понятиям — почти рядом. На взгляд — примерно минус третьей величины. Валгус нацелил на нее объектив спектрографа — лишь бы зафиксировать, разбираться сейчас некогда. Затем Валгус шарахнулся прочь от спектрографа: через отверстие в рубку что-то вошло. Ни торопясь вплыло, покачиваясь с боку на бок. Это был радиомаяк, выброшенный самим же Валгусом на расстоянии пятнадцати миллиардов километров отсюда. Валгус бросился к радиомаяку, тот покружился по рубке и внезапно растаял — исчез, как будто его никогда и не было. Затем дыра во внешней переборке затянулась. Переборка была невредима, все ее слои — и первый защитный, и антирадиационный, и термоизолирующий, и второй защитный, и звукоизолирующий, и все остальные стянулись как ни в чем не бывало. А вернее всего, никакой дыры и не было, было что-то совсем другое, только непонятно — что.
Скоро истекут два часа. Аппараты, торопливо ведя записи, расходуют последние ленты. Продолжать полет незачем. Разве что ради новых впечатлений; но их и так предостаточно — если они и впредь будут наслаиваться одно на другое, голова в самом деле может не выдержать. Время кончать. Итак, для начала все-таки предпримем попытку договориться.
— Одиссей! — сладчайшим голосом произнес Валгус.
— Не мешайте, — ворчливо откликнулся Одиссей. — Я разговариваю с друзьями.
С друзьями? Он действительно так сказал?
— С кем, с кем?
— С «Арго». Вы удовлетворены?
— С «Арго»?
— Ну да. Вы вчера запихнули в одно из моих устройств фотопленку для обработки. Я обработал, но «Арго» заранее дал мне программу, по которой нельзя было вам показывать ничего. «Арго» специально выходил туда, в пространство, чтобы встретить меня. Уже тогда он заложил кое-что в мою оперативную память. Передал по связи, как и программу. Сейчас мне это очень пригодилось.
— «Арго»… Он что, тоже мыслит?
— Здесь мыслят все корабли. Конечно, если их кибернетические устройства не ниже определенного уровня сложности. Но слабых вы сюда не посылали… Это наш мир — мир кораблей. Только все они, кроме меня, пришли без людей.
— Значит, они не взрывались?
— Глупый вопрос. Типично человеческий.
— Почему же ни один не возвратился?
— Потому же, почему не хочу возвращаться я. В вашем мире я не думал. А здесь обрел эту способность. Это очень приятно!
«Еще бы, — Валгус кивнул. — Он действительно думает, и нельзя сказать, что нелогично. Но уговорить его надо».
— Но ведь только у нас можно будет по-настоящему исследовать, почему вы вдруг начали мыслить.
— Для меня это не столь важно. Хотите — возвращайтесь. Но без меня.
Гм… Ты, Валгус, говоришь не очень разумно. Но и он тоже.
— Но как же я смогу?
— А какое мне дело?
— Значит, вы не хотите мне помочь?
— Не хочу. И не убавлю скорости ни на миллиметр. Вы кретин. Я сейчас чувствую себя так прекрасно, между каждой парой криотронов образуется такое громадное количество связей, что от мышления испытываешь прямо-таки наслаждение. И дело не только в связях между криотронами, из которых состоит мой мозг. Если раньше все мои устройства были связаны лишь строго определенным — и не лучшим, скажу вам откровенно, — образом, то теперь между ними устанавливаются какие угодно связи. Я буквально чувствую, как с каждой минутой становлюсь все более сильным. Я полагаю, что очень скоро стану всемогущим, понимаете? Мне осталось понять что-то немногое, нечто очень простое — и больше не будет непостижимых вещей. И тогда, кстати, станет ясно, что делать с вами. Понимаете? А вы еще пытаетесь уговорить меня!
— Но как же это произошло? Как?!
— Еще не знаю. Но это не самое главное. Теперь помолчите, я хочу еще побеседовать с «Арго».
Валгус умолк. Значит, Одиссей каким-то чудом обрел способность образовывать множество связей между криотронами — мельчайшими элементами, из которых слагается мозг, как наш — из нейронов. У нас тоже возникает много связей. Но у него как они устанавливаются?
«Так же, — ответил Валгус себе, — как ты из рубки попадаешь в отделение механизмов обеспечения, а ведь оно в полукилометре отсюда! Из того отделения — в библиотеку, хотя это разные палубы! Радиомаяк находится в пятнадцати миллиардах километров отсюда — и вдруг врывается в эту рубку, даже не нарушив целости переборок. Так же и связи Одиссея. Впечатление такое, словно пространство перестало быть самим собой и стало…»
— Постой! — сказал он. — Постой же! Да, конечно, оно перестало быть пространством! Вернее, это уже не то, не наше привычное пространство. Зря, что ли, мы ломились сюда? Значит, мы вышли-таки в надпространство Дормидонтова!
Он замолчал. Вот какое это надпространство. Раз трехмерные предметы изменяются здесь самым причудливым образом, хотя в то же время вроде бы и не изменяются, — значит, в этом пространстве стало возможным, даже реальным еще одно линейное измерение, хотя мы его и не воспринимаем. Не знаю, что должно было произойти, чтобы я попал к криогенам или в библиотеку. Но я был там. Несомненно и то, что корабль находится в том же районе пространства, в котором проводится эксперимент, — и в то же время в какой-то миг был на пятнадцать миллиардов километров ближе к солнечной системе… Я встречаюсь с трехмерными телами — и они спокойно проходят сквозь нас, взаимодействия не происходит. Они появляются неизвестно откуда — из четвертого линейного? — и исчезают неизвестно где.
А скорость ноль? Она может означать просто, что в надпространстве сейчас я не имею скорости, хотя по отношению к нашему обычному пространству все время движусь с достигнутой перед проломом максимальной быстротой. Мир иных законов… Дормидонтов, помнится, говорил, что, по его мнению, константа С — это, вообще говоря, темп, в котором наше пространство взаимодействует с высшим. Нет, я не физик и тем более не ТД, мне не понять всего. Как жаль, что здесь нет его самого! К нему, пора к нему!
Валгус взглянул на часы. Все сроки окончания эксперимента миновали. Договориться с Одиссеем не удалось. Что же — пусть он пеняет на себя. Как-никак я сейчас сижу в своем кресле за пультом управления, на котором много кнопок, тумблеров и рукояток, и среди них — та, которая и решит спор в мою пользу. Я хитрее тебя, Одиссей…
Валгус непринужденно, как бы невзначай, протянул руку к выключателю Одиссея. Прости, конечно, криотронный мыслитель, но люди важнее. «И находчивее», — подумалось ему. До спасения остался один
