басовом барабане быстрый индейский военный сигнал. После этого он нажал носком ноги на клавишу магнитофона и принялся отбивать ритм на ударных, сопровождая лившуюся из динамиков израильскую народную песню. Это мало походило на искусство, зато звучало очень громко.
— В таком случае, что вы скажете о людях помоложе? — Шарму теперь приходилось кричать, чтобы собеседники могли расслышать его сквозь музыкальный шум. — О таких, как вы. Вы отправились в такую даль, чтобы попробовать культовую пищу, так почему бы ей самой не перебраться поближе к вашему дому?
— Нас там пока что слишком мало. Только техники и лаборанты, да бригады строителей. К настоящему времени родилось не более десяти процентов детей, которым предстоит населять этот город, так что я не знаю, наберется ли там достаточно народу, чтобы вы могли заработать себе на жизнь. Может быть, попозже…
— Ну да, попозже. Очень утешительно. Ждать двадцать лет. — Шарм с мрачным видом откинулся на спинку стула и замер, пошевелившись лишь для того, чтобы вылить в свой стакан остатки содержимого кувшина. Лишь когда в дверях показался следующий посетитель, он с очевидной неохотой поднялся, прервав эту неловкую интерлюдию.
Оба заказали себе понемногу всех фирменных блюд и бутылку вина, поскольку Лита была не в восторге от «Кровавой Мэри». Пока они ели, на сцене появилась смугловатая девушка, возможно гавайского происхождения, и принялась с безразличным видом исполнять танец хула. Гаст наблюдал за ней не без удовольствия, так как она была одета лишь в очень низко нацепленную травяную юбочку, в которой недоставало многих пучков, и обладала изрядным избыточным весом, отчего ее телеса тряслись, что придавало танцу особую выразительность.
— Вульгарность! — сказала Лита, вытирая салфеткой слезы, выступившие у нее после того, как она положила на кусок фаршированной рыбы слишком много хрена.
— Мне так не кажется. — Он под столом положил руку Лите на бедро, а она с каменным выражением лица оттолкнула ее.
— Не надо этого делать в публичном месте.
— А также и дома! Черт возьми, Ли, что происходит с нашим браком? Да, мы оба работаем, отлично, все прекрасно, но как насчет нашей с тобой совместной жизни? Что, если нам взять на воспитание новорожденного?
— Мы уже говорили об этом…
— Тогда ты сказала «Нет!», и на этом все закончилось. Ли, милая, пойми, я не собираюсь пытаться загнать тебя обратно в средневековье, когда женщина водила одного ребенка за ручку, другого кормила грудью, а третьего носила в животе. Женщины наконец-то освободились от всех неудобств и опасностей, связанных с рождением детей, но, видит бог, они все же остаются женщинами. А не мужчинами с несколько иным устройством. Многие пары не хотят иметь детей, ну и прекрасно. Я согласен, выращивание младенцев в детских яслях дает массу преимуществ. Но есть семьи, в которых выращивают младенцев, а женщины после определенных инъекций могут даже выкармливать детей грудью.
— Ты же не думаешь, что я стану этим заниматься?
— Я не прошу, чтобы ты так поступала, если ты это имеешь в виду, хотя это ни в коем случае не может быть настолько отвратительным занятием, как ты считаешь, судя по твоему тону. Мне лишь хотелось бы, чтобы ты подумала о том, чтобы взять на воспитание ребенка, сына. Он проводил бы с нами вечера и уик-энды. Это было бы очень приятно.
— У меня несколько иное представление о приятном.
Ответ, который уже был готов сорваться с его языка, был резким, ожесточенным и грубым, и, конечно, вызвал бы еще худшую ссору, но прежде, чем Гаст успел произнести хотя бы слово, Лита схватила его за руку.
— Гаст, посмотри, там, в углу, за задним столиком… Это не тот ужасный человек, который приходил сегодня в лабораторию?
— Блэйлок? Да, похож на него. Хотя при этом сверхромантичном освещении трудно что-нибудь точно разглядеть. А какая разница?
— Неужели ты не понимаешь, что если он здесь, то, значит, он нас выслеживает? Наверно, он считает, что мы устраиваем эти неприятности с колбами.
— У тебя слишком богатое воображение. Может быть, он просто любит культовую пищу. Судя по его виду, он вполне может себе это позволить.
И все же, действительно, почему он оказался в ресторане? Если он хотел заставить супругов Крэбб нервничать, то он вполне смог добиться своей цели. Лита отодвинула свою тарелку, да и у Гаста тоже пропал аппетит. Он попросил счет, и они, подавленные, напялили на себя пальто и вышли в холодную ночь, провожаемые обвиняющим взглядом молчаливого Шарма, который знал, что ему не суждено жить новой жизнью в Новом городе, как бы он к тому ни стремился.
Много лет тому назад Кэтрин Раффин разработала простой план, благодаря которому успешно справлялась с делами, не входившими в список ее повседневных рутинных обязанностей. Еще на заре своей карьеры она выяснила, что обладает четким высокоорганизованным мышлением и чрезвычайно цепкой памятью; и то, и другое было очень важно в ее работе. Но ей было необходимо изучать факты медленно и вдумчиво, не позволяя себе перерывов, а в ходе напряженного рабочего дня заниматься чем-либо подобным было совершенно невозможно. Оставаться после работы? Это тоже не было выходом, так как телефон продолжал звонить, да и усталость частенько не позволяла ей полностью задействовать свои умственные способности. А взять работу домой тоже не всегда представлялось возможным. Будучи от природы «жаворонком», она довольно скоро смогла узнать, что все ее коллеги либо относятся к «совам», либо просто слишком любят поспать, и потому от них можно ожидать чего угодно, но только не того, что кто-нибудь из них явится на работу хоть на пять минут раньше положенного срока. Теперь она каждое утро приходила в свой кабинет к семи утра и успевала сделать изрядную толику работы, прежде чем появлялся кто-то еще. Это было практичное и весьма удовлетворительное решение проблемы работы, а человек, которому было очень нужно поговорить с Кэтрин без помех, тоже всегда мог застать ее на месте. Однако она настолько привыкла быть одна в эти ранние часы, что рассматривала присутствие кого бы то ни было как досадную и раздражающую помеху.
Войдя в кабинет, она сразу же заметила записку, которой там, конечно же, не было, когда она уходила накануне вечером. Она была напечатана на машинке, а ее содержание оказалось кратким и совершенно недвусмысленным:
Пожалуйста, немедленно зайдите ко мне в «баночную» лабораторию. Срочно.
Она была раздражена приказным тоном послания и тем, что ей придется нарушить свои планы, и, возможно, самой мыслью о том, что кто-то явился на работу раньше ее. Хотя, что более вероятно, он провел здесь всю ночь — научный персонал частенько торчал в лабораториях круглыми сутками, если только на это не было прямого запрета. Однако на листочке было написано «срочно», и она была вынуждена подчиниться требованию. Время для перебранки найдется и позже, если выяснится, что Ливермор просто раскомандовался, почувствовав себя очень большим начальником. Она убрала свою объемистую сумочку в нижний ящик стола и направилась к лифтам.
Ни в коридоре лабораторного этажа, ни в помещении, в которое вошла Кэтрин, она не встретила ни души. Впрочем, боковым зрением она уловила какое-то быстрое движение и, повернувшись, взглянула на дверь, за которой находились многочисленные колбы. Дверь была закрыта, но все же Кэтрин не могла избавиться от ощущения, что закрыли ее в тот самый момент, когда она вошла в лабораторию. Возможно, Ливермор прошел туда и теперь дожидался ее там. Но стоило ей сделать шаг в сторону двери, как из-за нее раздался резкий звук разбиваемого стекла, еще и еще раз. Одновременно где-то вдалеке громко задребезжал сигнальный звонок. Кэтрин Раффин почувствовала, что у нее перехватило дыхание, она застыла столбом от неожиданности. Впрочем, ступор длился недолго. Кто-то находился в лаборатории и разбивал аппарат. Колбы! Громко, тяжело топая по полу, она распахнула дверь и ворвалась внутрь. Пол был
