печеньем, надевать на голову «изысканной простоты» шляпу, накидывать на плечи «простенькую» шелковую мантилью, брать в руки «недорогой» белый кружевной зонтик и отправляться в «убогие хижины умирающих с голоду бедняков». Чем нам доказать, что и наш герой, несмотря на все его легкомыслие и полную непригодность к чему-либо серьезному, обладает благородным сердцем? Конечно, только тем, что он «добр к бедным».
А что делать богатому старику, чувствующему, что его песня уже допевается и что ему пора позаботиться о теплом местечке на том свете? Да что же еще, как не сделаться «добрым к бедным»! И не будь бедных, которым он может благотворить, чем бы он мог заслужить себе местечко в раю? Ему так и пришлось бы уйти с этого света на тот с неискупленными грехами. Да, большое утешение знать, что к нашим услугам есть бедные, служащие для нас лестницей в рай. Без них нам ни за что не попасть бы туда.
Мак-Шонесси, сделав особенно рискованный пируэт на своем кресле, чуть не заставив его перекувырнуться, умолк. Несколько времени среди нас царило молчание, нарушаемое только энергичным посасыванием рассказчиком своей трубки. Молчание было прервано Брауном.
— По поводу затронутой Мак-Шонесси темы я могу рассказать вам один случай, — сказал он, усаживаясь поудобнее в своем кресле. — Один из моих кузенов занимается комиссионной продажей недвижимого имущества в провинции. В списке имений, порученных ему для продажи, была одна старинная господская усадьба с прекрасно устроенным и обставленным домом, большим парком и прочими угодьями. Усадьба эта несколько лет не шла у него с рук. Он уж отчаялся было продать ее, как вдруг к нему обратилась пожилая дама, богато одетая и приехавшая в собственном экипаже, и попросила дать ей подробные сведения об этой усадьбе. Дама говорила, что случайно, проездом, увидела усадьбу, была поражена ее красотою и живописностью и узнала, что усадьба продается через посредство моего кузена. При этом она добавила, что уже давно подыскивает спокойный и красивый уголок, где могла бы тихо и мирно дожить остаток своих дней, и думает, что эта усадьба как раз подойдет ей.
Кузен, обрадовавшись этой неожиданной покупательнице и, по-видимому, очень выгодной, тотчас же повез ее в усадьбу, находившуюся в восьми милях от города, в котором он жил. Дама подробно осмотрела усадьбу, и она ей понравилась.
Само собой разумеется, мой кузен, как говорится, из кожи лез, чтобы еще более заинтересовать покупательницу. Он уверял, что спокойнее и живописнее этого местечка трудно найти, указав, между прочим, на близость церкви и города как на особые преимущества. Вообще довел покупательницу до полного экстаза, так что она тут же решила приобрести усадьбу.
Но когда все было решено и оставалось только составить и подписать продажный документ, покупательница, обходя еще раз дом, вдруг остановилась и озабоченно проговорила:
— Ах, да, вот еще что, мистер Браун. Скажите, пожалуйста, есть тут поблизости бедные и много ли их?
— Бедные? — в недоумении повторил мой кузен. — Здесь нет бедных, миледи.
— Как нет?! — вскричала дама. — Не может быть, чтобы тут не было нуждающихся… вообще обездоленных… Наверное, они есть вот в той деревушке.
— Да нет же, миледи, клянусь вам, что ни в этой деревушке, ни в окрестностях на целые пять миль кругом нет настолько бедных людей, чтобы они нуждались в помощи. Будьте покойны, миледи, — уверял мой кузен.
— Но как же это… почему же так? — приставала покупательница.
— Да просто потому, что эта местность отличается особенным плодородием, но населена еще довольно слабо, так что земли вполне достаточно для всех. Здешние поселяне занимаются хлебопашеством, скотоводством, огородничеством, держат птичьи дворы и излишек продуктов возят в город. Поэтому вот все и живут в полном достатке, — пояснял мой кузен.
— Да? Ах, как грустно слышать это! — тоном глубокого разочарования заметила покупательница. — Этот прелестный старинный дом со всем, что принадлежит к нему, местоположение усадьбы, близость к церкви и к городу, — все это как нельзя лучше подходит ко мне. Не будь только вот этого странного отсутствия бедных…
— Позвольте, миледи! — перебил мой кузен, в первый раз слышавший подобную претензию и только теперь начинавший понимать ее причину, так как сначала думал, что покупательница боится близости бедных. — Мы всегда находили одним из главных преимуществ этой усадьбы именно отсутствие таких соседей, бедность которых может оскорблять зрение и тревожить сердца богатых собственников. Но если вам необходимы бедные, то…
— Мистер Браун, — прервала в свою очередь покупательница, — я буду с вами вполне откровенна, и тогда, надеюсь, вы поймете меня. Я, как видите, начинаю уже стариться и жизнь свою до сих пор вела, быть может, не совсем… правильно. У меня есть порядочные средства, и теперь я желаю искупить помощью бедным… ошибки своей молодости. Вот почему мне и нужно, чтобы возле меня находились бедные, которым я могла бы помогать. Я надеялась, что в этой очаровательной местности найду обычную смесь благосостояния и бедности. Тогда без всяких колебаний я приобрела бы эту живописную усадьбу. Но раз, как вы утверждаете, здесь нет поблизости бедных, то мне, к сожалению, придется поискать в другом месте…
— Но, миледи! — в отчаянии воскликнул мой кузен, — этот пробел нетрудно пополнить: в нашем городе сколько угодно бедных, и если вам необходимо…
— Ах, нет, мистер Браун, это не то! — возразила дама. — Ездить так далеко мне неудобно. Нужно, чтобы бедные находились всегда у меня под рукой. Найдите какой-нибудь более удобный выход.
Мой кузен принялся ломать себе голову, чтобы уладить это дело: ему очень не хотелось упустить такую выгодную покупательницу. Вдруг у него блеснула удачная мысль, и он сказать:
— Выход есть, миледи. По ту сторону этой деревушки, которая почти примыкает к усадьбе, находится большой пустырь. Он немного сыроват, поэтому до сих пор и не заселен. Если вам угодно, на нем можно будет построить несколько хижин и поселить в них дюжины две бедняков. Вот они всегда и будут у вас под рукой. А так как там почва болотистая, то бедняки будут постоянно хворать, и вы получите возможность не только содержать их, но и ухаживать за ними. Это будет вдвойне богоугодное дело.
Благотворительница задумалась, и по ее лицу было видно, что этот проект ей нравится. Мой кузен заметил это и принялся ковать железо, пока оно не остыло.
— Этим путем, — продолжал он, — вы можете выбрать бедняков вполне по вашему вкусу. Я, пожалуй, сам постараюсь подыскать таких, какие почище, поскромнее и поблагодарнее, так что вам не будет противно смотреть на них и иметь с ними дело.
Дама от души поблагодарила моего находчивого кузена за блестящую идею, вручила крупный задаток за усадьбу, подписала продажную и оставила ему список желательных для нее бедняков. Она наметила увечную старушку — предпочтительно англиканского исповедания; параличного старика; слепую девушку, которой нужно читать вслух; атеиста, согласного на обращение в лоно церкви; семейного пьяницу, которого можно было бы «исправлять»; старого забияку, с которым было бы побольше возни в целях его «укрощения»; два многодетных семейства и четыре пары мужей с женами, постоянно ссорившихся между собою, которых можно было бы мирить.
Исполняя поручение покупательницы, мой кузен долго находился в затруднении подыскать подходящего семейного пьяницу.
Все те, к которым он обращался, решительно отказывались быть объектами каких бы то ни было экспериментов над собою.
Наконец ему посчастливилось напасть на сговорчивого малого, который, узнав о сердобольных намерениях богатой филантропки, согласился занять предложенную ему вакансию, но с тем, чтобы ему можно было напиваться только раз в неделю. Он говорил, что чаще пока еще не может проделывать этого, потому что ровно шесть дней чувствует сильное отвращение к спиртным напиткам, но добавил, что, быть может, со временем попривыкнет и тогда постарается напиваться почаще.
Немало было хлопот моему кузену и со старым забиякой.
Главным образом, очень трудно оказалось установить настоящую степень забиячества. Большинство кандидатов на это амплуа доходило до таких крайностей, что само олицетворение сердоболия с отвращением и ужасом отвернулось бы от них в первый же день знакомства. За неимением лучшего, мой
