дойдет, что вообще-то от них требуется разлепиться, я слышала, как Своупс бормочет в рацию что-то о пульсе, который прощупывается. О таком всегда приятно узнать. Он держал пальцы у меня на шее.
— Я здесь, — напряженно выпалил в рацию дядя Боб. Потом до меня донесся звук шагов по металлическим ступеням и сирены вдалеке.
Гаррет, должно быть, почувствовал, что я очнулась.
— Коллега, мне кажется, мы ее теряем, — сообщил он дяде Бобу, который с трудом шагал к нам по решетке. — Придется делать искусственное дыхание, другого выхода у нас нет.
— Только попробуй, — ответила я, все еще не в силах открыть глаза.
Гаррет усмехнулся.
— Черт тебя дери, Чарли, — прохрипел дядя Боб, и в его голосе слышалась скорее тревога, чем злость. Наверно, резиновый браслет на запястье все-таки подействовал. — Что произошло?
— Я упала.
— Не дури.
— Кто-то меня ударил.
— Опять? Вот уж не думал, что эта неделя по всей стране проходит под девизом «Убей Чарли Дэвидсон».
— Может, передохнем хоть денек? — встрял Гаррет. Должно быть, дядя Боб бросил на него свой знаменитый свирепый взгляд, потому что Своупс вскочил на ноги, выпалил: «Ладно, пойду работать» и ушел — по всей видимости, искать нападавшего.
Сирены приближались, и я услышала шарканье ног внизу.
— Ты ничего не сломала? — Голос дяди Боба смягчился.
— Кажется, веки. Не могу открыть их.
Я услышала негромкий смешок.
— Будь на твоем месте кто другой, я бы сказал, что веки сломать нельзя. Но в случае с тобой…
Я слабо улыбнулась:
— Значит, я особенная?
Дядя Боб фыркнул и ощупал меня, нет ли где перелома.
— Особенная — это слабо сказано, девочка моя.
Чудеса случаются. И я — живое тому доказательство. Не сломать ни единой косточки и уйти на своих ногах (ну ладно, хромая и с посторонней помощью) после такого падения — вот уж действительно Чудо из чудес. С большой буквы.
— Необходимо сделать рентген, — сказал дяде Бобу врач «скорой», когда я валялась на носилках.
Врачи мне понравились.
— Вам просто не терпится меня ощупать, — ответила я, схватила серебристый прибор, на удивление похожий на инопланетный зонд, сломала его и стремительно положила на место, надеясь, что из-за меня жизнь какого-нибудь пришельца не повиснет на волоске лишь оттого, что врач не сможет ввести ему зонд в нужное отверстие.
Чувак со «скорой» хмыкнул и в миллион первый раз измерил мне давление.
— Дядя Боб, я правда хорошо себя чувствую. Кому принадлежит склад?
Дядя Боб закрыл телефон и посмотрел на меня сквозь приоткрытые двери «скорой».
— Если ты надеешься, что над его макушкой висит неоновая вывеска с надписью «негодяй», то вынужден тебя разочаровать.
— Да ну? Неужели он причислен к лику святых?
— Что-то вроде того. Его зовут отец Федерико Диас.
Ого. Зачем католическому священнику склад у черта на куличках? Зачем ему вообще склад? С каждой минутой дело становилось все более странным.
— Никого, — сообщил подбежавший Гаррет. — Не понимаю. Если внутри были двое и один на крыше, куда же они подевались?
— Кроме фургона, других машин в округе не было. Значит, они ушли пешком, — предположил дядя Боб, с недоумением осматривая окрестности.
— Или вообще не уходили, — добавила я. — Где коробки?
Оба обернулись и оглядели пустой склад.
— Какие коробки? — переспросил дядя Боб.
— Вот именно. — Я устроилась поудобнее на носилках, протянула сломанный зонд врачу «скорой», который приставил к прибору инопланетный наконечник и положил его на место, после чего спустилась на землю, морщась сильнее, чем это принято в обществе.
— Я скажу вам всего три слова, — заметил врач. — Опасность внутреннего кровотечения.
Я обернулась к нему:
— А вам не кажется, что если бы у меня было внутреннее кровотечение, то я бы как-нибудь об этом догадалась? Ну, скажем, внутренне?
— Ну хотя бы один снимок, — начал торговаться врач. Я снова поморщилась, и он добавил: — Или два.
Дядя Боб мускулистой рукой обнял меня за плечи. Я открыла рот, чтобы высказать врачу все, что думаю о его предложении, но дядя меня опередил:
— Чарли, на складе кругом полиция. Я обещаю, что мы поищем исчезнувшие коробки.
— Но…
— Ты поедешь в больницу, даже если мне придется пристегнуть тебя наручниками к носилкам, — заявил Гаррет и шагнул вперед, словно собирался отрезать мне путь к отступлению.
Раздраженно вздохнув, я скрестила руки на груди и смерила его надменным взглядом.
— Даже не пытайся надеть на меня наручники. Я хочу присутствовать при вашей беседе с отцом Федерико, — пояснила я дяде Бобу, игнорируя изумленную мину Гаррета. Когда до него наконец дойдет?
— Договорились, — согласился дядя Боб, пока я не передумала. — Позвоню тебе завтра и сообщу время.
— Тебя же надо будет забрать из больницы, — напомнил мне Гаррет.
— Тебе просто хочется попытаться надеть на меня наручники. Я позвоню Куки. А ты лучше выясни, куда делись коробки.
— Посмотришь завтра на снимки? — спросил дядя Боб. — Ты ведь узнаешь того, кто тебя ударил?
— Ну… — Я наморщила нос, соображая, смогу ли с точностью определить личность нападавшего по удару в челюсть, которым он меня угостил. — Краем глаза я неплохо рассмотрела его левый кулак. Быть может, узнаю мизинец.
По какой-то необъяснимой причине, поставившей меня в тупик, Куки, похоже, не слишком обрадовалась, когда я позвонила ей в час ночи и попросила забрать меня из больницы.
— Что ты выкинула на этот раз? — спросила она, войдя в кабинет врача. Вид у нее был — просто конец света: пижамные штаны, необъятный, похожий на рясу, свитер, наброшенный на футболку, на голове — воронье гнездо. Чудо в перьях.
Я сползла со смотрового стола так осторожно, словно в комнате бомба, реагирующая на движение. Куки бросилась мне на помощь. Если бы в кабинете действительно была бомба с детектором движения, нас бы разнесло в клочья.
— С чего ты взяла, что это я виновата? — возмутилась я, встав на ноги.
Куки неодобрительно поджала губы.
— Ты хоть представляешь себе, что чувствует нормальный человек, когда ему среди ночи звонят из больницы? Я от волнения дар речи потеряла. Не могла и двух слов связать.
— Прости. — Прихрамывая, я подошла к куртке и, ежась от боли, стала одеваться, удивляясь, сколько усилий требовалось приложить, чтобы не упасть в обморок. — Ты, наверно, подумала, что-то случилось с Эмбер.
