что мое лицо похоже на топографическую карту Северной Америки.
— Ого, — восхитился Сассмэн, — знойную женщину не портят даже легкие изъяны.
Я замерла как вкопанная и обернулась к нему:
— Что вы сказали?
— Э-э-э… что вы знойная женщина.
— Позвольте спросить, — процедила я, приблизившись к нему; Сассмэн на всякий случай отступил на шаг, — при жизни, то есть всего пять минут назад, смогли бы вы заявить женщине, с которой только что познакомились, что она выглядит сексуально?
Задумавшись на мгновение, он ответил:
— Нет. Жена бы тут же со мной развелась.
— Так почему же, стоит вам умереть, как вы полагаете, что можно говорить что угодно кому угодно?
Сассмэн снова задумался.
— Наверно, потому что жена не слышит, — предположил он наконец.
Я обрушила на него всю мощь своего убийственного взгляда, который должен был ослепить наглеца навечно. Потом взяла сумочку, ключи и, прежде чем выключить свет, обернулась и подмигнула призраку:
— Спасибо за комплимент.
Он улыбнулся и последовал за мной.
Очевидно, не такая уж я знойная, что бы там ни говорил Сассмэн. Сказать по правде, мне было очень холодно. Разумеется, я забыла пиджак. Возвращаться за ним было лень, и я поспешила забраться в свой вишневый «вранглер». Машину я прозвала Развалюхой как скопище ужасов и всяческих мерзостей. Сассмэн забрался на переднее сиденье.
— Значит, ангел смерти? — бросил он, когда я застегивала ремень.
— Угу. — Не знала, что он в курсе, как называется мое занятие. Похоже, они с Ангелом успели обсудить немало. Я повернула ключ, и Развалюха с урчанием завелась. Еще тридцать семь выплат — и эта малышка вся моя.
— Вы не похожи на смерть.
— А вы разве с ней встречались?
— Н-нет… вообще-то нет, — поколебавшись, ответил он.
— Плащ я сдала в химчистку.
Сассмэн робко хихикнул:
— А косу?
Я зловеще усмехнулась и включила печку.
— Кстати, о смерти, — сменила я тему, — вы, случайно, не видели, кто стрелял?
— Даже не заметил.
— Значит, нет.
Сассмэн указательным пальцем поправил очки.
— Нет, я никого не видел.
— Черт. Это плохо. — Я свернула налево, к Сентрал. — А вы знаете, где вы? В смысле, где тело? Мы едем к центру. Наверно, вы там.
— Нет, я как раз повернул к дому. Мы с женой живем в Хайтс.
— Давно женаты?
— Пять лет, — с грустью проговорил он. — Двое детей. Девочки. Четыре года и полтора.
Ненавижу это. Все, что связано с теми, кто остался.
— Мне очень жаль.
Он посмотрел на меня так, словно, раз я вижу мертвецов, то знаю ответы на все вопросы. Вечно призраки так на меня смотрят. Придется его разочаровать.
— Им будет трудно, да? — спросил он, удивив меня направлением мыслей.
— Да, — честно ответила я. — Ваша жена будет плакать, кричать, переживет адскую депрессию. А потом найдет в себе силы, о которых и не подозревала. — Я посмотрела ему в глаза. — Она справится. Ради девочек. Она будет жить.
Казалось, мои слова успокоили Сассмэна. Он кивнул и уставился в окно. Остаток пути до центра мы проехали в молчании, и волей-неволей я вновь задумалась о любовнике из моих снов. Если я права, то его зовут Рейес. Я понятия не имела, имя это или фамилия, откуда он и где сейчас, — вообще ничего о нем не знала, кроме того, что звать его Рейес и он красавец. К сожалению, он был опасен. Мы виделись лишь однажды, много лет назад, еще подростками. Наше знакомство таило угрозу, искрило напряжением, а его губы были так близко к моим, что я почти чувствовала их вкус. Больше я никогда его не видела.
— Это здесь, — вывел меня из задумчивости голос Сассмэна.
Призрак указывал на место преступления в нескольких кварталах от нас. Красные и синие огни скользили по фасадам, пульсируя в утреннем сумраке. Мы подъехали ближе; поставленные для следователей яркие прожектора заливали светом полквартала. Казалось, будто над этим местом взошло солнце. Я заметила джип дяди Боба и свернула на ближайшую стоянку у отеля.
Прежде чем вылезти из машины, повернулась к Сассмэну:
— Кстати, вы, случаем, у меня в квартире никого не видели?
— Вы имеете в виду, кроме мистера Вонга?
— Да. Там не было другого мужчины?
— Нет. А разве должен быть?
— Ладно, проехали.
Мне предстояло выяснить, как Рейес ухитрился пробраться в душ. Если я не обладаю сверхъестественной способностью спать стоя, значит, он может больше, чем просто проникнуть в мой сон.
Я выбралась из машины — Сассмэн с горем пополам вылез за мной — и огляделась в поисках дяди Боба. Тот стоял в сорока ярдах от нас в призрачном свете прожектора; дядя бросил на меня зловещий взгляд. Так нечестно, он ведь даже не итальянец. Разве это законно?
Дядя Боб, или Диби, как я его зову — в основном за глаза, — брат моего отца и детектив управления полиции Альбукерке. Похоже, его приговорили к работе пожизненно; мой отец, в прошлом тоже коп, давным-давно уволился и купил бар на Сентрал-авеню. Мой дом стоит как раз за ним. Время от времени я подрабатываю у отца за стойкой, и тогда мой трудовой рейтинг достигает трех целых семи десятых пункта. Когда появляются клиенты, я занимаюсь частными расследованиями, когда папе нужна помощь — обслуживаю посетителей в баре, а официально мне начисляет зарплату полицейское управление. По документам я консультант. Наверно, потому, что это солидно звучит. На самом деле я секрет успеха дяди Боба, так же, как и отца, когда он еще работал в полиции. Благодаря моим способностям они получали повышение за повышением и в конце концов оба стали детективами. Удивительно, до чего легко распутывать преступления, когда можешь спросить у жертв, кто это сделал.
Семь десятых — моя блестящая карьера ангела смерти. Занятие это отнимает большую часть времени, но дохода не приносит. Поэтому не уверена, можно ли его назвать работой.
Мы прошли за полицейское ограждение ровно в пять тридцать с чем-то. Дядя Боб побагровел от злости, но апоплексическим ударом там и не пахло.
— Почти шесть, — процедил он, постучав по циферблату часов.
Так мне и надо.
На нем был тот же коричневый костюм, что и вчера, но щеки чисто выбриты, усы аккуратно расчесаны, и от него пахло недорогим одеколоном. Дядя взял меня за подбородок и повернул мою голову, чтобы хорошенько рассмотреть синяки.
— Скорее уж половина шестого, — возразила я.
— Я звонил тебе больше часа назад. И учись уворачиваться от ударов.
— Ты позвонил в полпятого, — процедила я, оттолкнув его руку. — Ненавижу это время. Половину пятого утра нужно запретить законом, заменить на что-нибудь более приемлемое — например, десять
