— Да нет, свертки лежат какие-то. Что-то я совсем замоталась. До чего дело дошло, уже Димка еды нам купил.
Бонд возразил:
— Димка питается исключительно протеинами.
Раз свертки лежат, значит, Матвей заходил.
— Быть не может! — поразилась Далила. — Он тебе что, звонил?
— Мы даже виделись.
— Ну надо же. Теперь Матвей и тебя возлюбил.
— Уж пришлось, — рассмеялся Евгений. — Ты же ему себя любить не даешь, он вот ко мне подъезжает.
Того и гляди, сексуальную ориентацию сменит.
Далила не способна была оценить его юмор, ответила с полной серьезностью:
— Не я наш брак поломала. Пусть любит свою Ирину. И что он тебе говорил?
— Жаловался, что ты слишком много работаешь.
Далила фыркнула:
— Кто бы на это жаловался! Будто у меня что-то осталось, кроме работы. Он меня веры в порядочность чуть не лишил. Он меня подкосил и разрушил.
Бонд удивился:
— Правда? Я бы так не сказал. После развода ты расцвела.
— А каких мне сил это стоило, счастливую изображать? Это я только знаю! Матвей предатель! Уж он-то знал, что, разрушая брак, он лишает меня сразу всего.
Я психоаналитик. Как я чужие души должна врачевать, если свою не вылечила?
Евгений уже пожалел, что завел рискованный разговор.
— Но ты же вылечила, — растерянно вставил он.
— Я поступила мудрей, я не позволила себе заболеть, но Матвей от этого лучше не стал. Он предатель, и не смей за моей спиной с ним встречаться, — с излишней горячностью приказала Далила и, совсем уже как девчонка, добавила:
— А продукты его я выброшу.
Прямо сейчас.
— Отлично. Я куплю тебе новые, — поспешно согласился Евгений.
Вообще-то он не считал, что тетка проиграла от развода с Матвеем. Матвей по-прежнему ее любит, это факт — не зря же он пытается установить с Далилой контакт. И сам Евгений к лучшему изменился. Раньше тетка интересовалась, что лежит в холодильнике у племянника, теперь эти вопросы он ей задает. И Димке развод родителей пошел на пользу. Раньше парень был эгоистом, признавал лишь свои интересы, а теперь он научился за собой убирать, нет-нет да и посуду помоет. К матери покровительственно относится, заботой ее окружил, а раньше был почти равнодушен к Далиле. Раньше отца больше любил.
Евгений знал почему. Он сам порой осуждал свою тетку за неугомонность. Удивлялся: чего ей не хватает? Получила высшее образование, стала психологом, и хватит. Работай потихоньку и занимайся семьей.
Нет же, ей подавай мединститут. Сама похудела (мотается-разрывается) и семью позабросила. Что и кому собирается доказать?
Теперь же, когда повзрослел и осознал, что у тетки талант, Евгений осуждал не Далилу, а общество. Он удивлялся мужской несправедливости и женскому неравноправию: почему, когда мужчина хочет чего-то добиться, все относятся к его желанию с уважением и ему помогают, а с женщиной все не так. В лучшем случае женщине не мешают оставаться наедине с ее же проблемами. А то еще и добавят своих, да при этом стыдят: куда лезешь? Зачем высовываешься? Хочешь быть самой умной?
Умных женщин в России не любят.
Теперь Евгений все правильно понимал и своей умной теткой гордился, но жениться решил на женщине средних способностей. Решение это не афишировал, но Далила, когда он ввалился (весь в пакетах и свертках) и с порога начал рассказ, мгновенно заметила, что его потянуло к Морковкиной.
— Как тебе показалась эта Морковкина? — прервав его, спросила она.
Хоть и знала из многих источников, что девушка симпатична, но довольно глупа, однако хотела услышать оценку племянника.
— Нормально, — ушел от ответа Евгений и под маркой выдачи информации вновь с удовольствием заговорил про Морковкину.
Рассказывал-то он про покойницу Машу и сестрицу ее Наташу. Однако из рассказа племянника Далила почему-то узнала, что у Морковкиной длинные ноги.
Потом узнала, что у нее отличный вкус. И что смех ее похож на серебряный колокольчик. И еще как-то по-особому Морковкина проводит у лба указательным пальцем, если задумывается. Оказывается, она умеет задумываться — об этом тоже Евгений поведал Далиле. Вот как много.
А про Машу сказал лишь то, что ее убили. И про Наташу только то, что она в день убийства прибежала к Марине Морковкиной с просьбой подтвердить ее алиби, значит, убийца Наташа, она. И все.
Закончив, с идиотским счастливым видом (опять же находясь под впечатлением от Морковкиной) он деловито спросил:
— Ты ужинала?
— Ужинала? Надеюсь, ты шутишь? — рассердилась Далила.
Бонд удивился:
— Да нет, сам жрать хочу. Собирался составить тебе компанию.
Она раздраженно напомнила:
— Но прежде ты собирался что-то мне рассказать.
— Ну, ты даешь! Я уже все рассказал.
— Ошибаешься, — язвительно возразила Далила, — ты только начал. Что за странная информация: прибежала Наташа за алиби. И все. Остальное про ноги Морковкиной. На тебя это непохоже. Ты что, влюбился?
Бонд обиделся:
— Не доверяешь? Подозреваешь, что я переспал с Морковкиной?
Далила его успокоила:
— Пока не подозреваю, но все же хочу знать не только про ноги Морковкиной.
— Неужели тебя интересует что-то еще?! — взволнованно и с непониманием воскликнул Евгений.
— Увы, да.
Хлопнув себя по лбу ладонью, он с ликованием прозрел:
— Правильно! Ты же у нас не мужчина, тебя занимают всякие пустяки: алиби и убийства.
— Да, боюсь показаться тебе пустой и любопытной, но хотелось бы услышать и про Наташу. Когда она прибежала к Морковкиной? Как вела себя? Что говорила? Все это важно. Я хочу это знать.
Евгений, жадно прижимая к груди батон колбасы, жалобно поинтересовался:
— А нельзя вести допрос во время ужина?
— Нет, нельзя, — постановила Далила. — Сначала расскажешь, потом будешь лопать.
Бонд, дурачась, с огромным трудом оторвал от груди колбасу и воскликнул:
— Жестокая! Пытай же меня! Пытай!
— С удовольствием, — усмехнулась Далила и деловито спросила:
— Для начала скажи, как Морковкина относится к Замотаевой?
— Плохо.
— Почему?
— Марина с детства мечтает выйти замуж за Гошу Кроликова, а Наташа Замотаева бесится с жиру и клинья под этого Гошу бьет.
Далила от комментария воздержалась, лишь усмехнулась, а Евгений, поразмыслив, добавил:
— Версия не моя, а Марины. Я не утверждаю, что Замотаева наставляет рога Замотаеву. Возможно, все даже наоборот. Ведь это Замотаев не расстается с Кроликовым ни днем ни ночью. Так где же гарантии, что они не погнались за модой и друг друга не приголубили?
