Обсуждали мы с Бакшеевым организацию потешного войска. Моё желание создать пехотную часть Афанасий не понимал:
— Со стрельцов да пищальников токмо в городовом и осадном деле, да за гуляй-городами польза есть. Битвы конные рати выигрывают, испокон века так было, и до второго пришествия так будет. Да все полки царёва двора, кои в поход рядом идут, те же стрельцы стремянные — все верхом бьются. —
— У иноземцев всё по-другому, — спорил с ним я.
— Да тако же, — отмахивался рукой ветеран. — У Литвы в поле конные хоругви бьются, ихние стрельцы и немцы наёмные обоз да пушки сторожат. Свеи — те завсегда верхом в поле выезжают, токмо не в прямой бой как литвины кидаются, а с пистолей палят. Пешцы их с огненным да копейным боем — смех один, вперёд шаг на вершок делают, назад на аршин. Про татаровей и говорить нечего. —
— Может пехота разбить врага одна, кавалерия только преследовать будет, — переубедить меня Афанасию не представлялось возможным, про Суворова мне помнилось крепко.
— Как ты стрельцов за гуляй-город выведешь, так их враг и стопчет, — убеждал опытный воин.
— Можно к пищалям штык прикрепить, это как копьё будет, снизу у дула узкое навершие рогатины приладить — до всадника с земли как раз достанешь.-
— Где ж такое видано? — усмехнулся Бакшеев. — Топор на самопал насаженный я видал, не всякий богатырь таковое оружье осилит, копий да рогатин не доводилось. Но мню — никак не сподручней бердыша будет. Ни до литвина с пикой, ни до свея с пистолем не достанешь, татарский лучный перестрел також не перемахнёшь.-
— Бердыши со временем вовсе отставим, — огорошил я старого бойца.
— Нелепицу сущую творить собираешься, — огорчился не оценивший моих замыслов уездный окладчик. — Но пойдут в таковой полк токмо городовых сынов боярских недоросли, да стрельцовы дети. И то им жалованье хоть малое, но дать придётся, всё ж от труда в отчем доме отрываем. Справных воев сыны ногами землю месить не восхочут.-
— Конную роту тоже заведём, — уступил я Афанасию. — Заодно в потехах учебных воинских их с пехотой друг против друга спытаем.-
— Вот и ладно, — пошёл на компромисс ветеран. — Так-то ты быстро сообразишь, что блажь пустая твоя придумка недорослей поместных в стрельцы верстать.-
Через два дня после Сретенья Господня в Углич прискакал вестник из Москвы. Привёз он из столицы письмо от боярина Годунова и помимо этого выложил кучу свежих новостей. Попали в опалу и были пострижены в чернецы оба брата Щелкаловых, руководившие кроме всего прочего приказом Большой казны, Посольским приказом и Печатным двором. Также на Болоте в срубе сожгли иноземного лекаря- чернокнижника. По-видимому, это доктор Павел Ситадин понёс такую суровую кару за бестолковое лечение царской дочери. Сообщил гонец, что на Москве празднуют заключение мира с Крымом.
Незамедлительно я ознакомился с посланием от Бориса Фёдоровича. Хан Гази-Гирей дал шерть перед русским послом о любви и дружбе с Московским государством, согласившись на сильно уменьшенную дань. Собственно куда ему было деваться — Высокая Порта вступила в войну с Империей германской нации, и крымские орды требовались на венгерских равнинах. Отказ послать войска мог стоить хану трона и головы, именно за игнорирование повеления султана отправляться на персидский фронт лишили жизни его старшего брата. Более ничего существенного в письме не было, царский шурин переживал лишь о том, что не ошибся ли он, отказав в финансовой помощи посланцу императора Рудольфа. Так же в тексте приводился список запланированных к несостоявшейся посылке даров. В основном там были меха, на немыслимую цену в двести тысяч рублей. Не знаю, сколько эти соболиные, лисьи, куньи да беличьи шкурки стоили в Европе, но императорский двор явно лишился кругленькой суммы. Ну и поделом им, что они Суворова в войнах с турками всегда подводили, мне в школе затвердили накрепко. Не найдя в послании ничего особо секретного и личного, отдал его на ознакомление Бакшееву.
Старый воин был не силён в грамоте. Текст он читал медленно, водя вдоль строк пальцем и беззвучно шевеля губами. Но память и внимательность у него были явно повыше моей.
— Чудно, — промолвил Афанасий. — Крымский царь шертвует за татар крымского юрта, перекопских да белгородских. А вот за Казыеву орду, азовских татаровей, да за улус Дивеевых детей клятвы мирной не даёт. А в позапрошлогодней грамоте сии земли за собой писал, бахвалился. С чего в отступ-то пошёл?-
— Наверно откочевали восточные степняки из под его руки, — высказал я предположение.
— Нечисто тут, — заключил рязанец. — Как вольные ногаи отъехали так и вернутся. Марать крымскому царю себе титулование не с чего. Видать набег они готовят, Кази-Кирей же ссорится из-за сего не хочет, наперёд отговаривается.-
Что ж версия вполне правдоподобная. Но прежде чем извещать Годунова, следовало ещё каким- нибудь образом уточнить ситуацию. Ошибаться и рушить свой образ провидца грядущего не хотелось, предположение о предстоящем набеге стоило подтвердить ещё из каких-нибудь источников.
Глава 44
Помимо письма Годунова привёз посланец из столицы требование предоставить пятьдесят человек посохи для поправки валов городка Скопина. Об этом мне сообщил поутру дьяк Алябьев. Хотя у Тучкова новость вызвала явно негативную реакцию, я посчитал, что послать людей на строительство оборонительных рубежей необходимо. Отправляя обратно московского гонца, Бакшеев выспрашивал у того подтверждения своих подозрений:
— Что ж азовские татары, не балуют?-
— Арсланай Дивеев к царю шертвовал, чтоб его юрту вместе с людишками мурзинскими от Азова до Астрахани кочевать, да обещался с нами мирно жить. Мурза Баран-Кази також в сём клялся и сына в аманаты дал, — отвечал служивый.
После этого сообщения убеждённость в правильности своего предсказания набега пропала. Сведения явно стоило уточнить.
Через несколько дней заехал в наш город мурза Сулешов. Он передал мне приказ доставить нашего крымского пленника — Байкильде к русскому рубежу. Об его выкупе за четыреста рублей договорилась центральная власть, моего мнения особо никто не спрашивал. На мурзёнка у меня были совершенно другие планы, но противиться московскому решению не имело смысла. В эскорт племянника бия бейлика Барын мы с Бакшеевым решили отправить Лошакова. Сборы на дорогу в Ливны были недолги. Байкильде на прощание было подарено три сабли угличской работы, всё же нам требовались контакты в Крымском юрте, и расстаться стоило по возможности на дружеской ноте. Судя по мурзе Сулешову, являвшегося одновременно русским помещиком и братом бия бейлика Яшлав, крымская знать вполне могла сотрудничать с Москвой, особенно если учитывались их личные интересы.
Перед самым отъездом нашего уже бывшего пленника, я вспомнил ещё об одном сырьевом ресурсе, который возможно находился в Крыму:
— Байкильде, может вместо серебра отец за тебя нужных мне сухих трав и корешков даст?-
Как выглядит каучуконосный одуванчик, мне было совершенно неизвестно, собственно сам факт его существования стоял под вопросом — память меня могла подвести. Оставалось надеяться, что этот цветок внешне не сильно отличается от родственных северных видов, и я как мог, описал Байкильде растение и свойства даваемого им сока.
— Сеном за меня окуп давать отец не станет, в такой плате прямая насмешка над родом нашим, —
