благодати. Он не сразу понял откуда радость свалилась, а когда понял, бодрой рысцой двинулся к нам. В его глазах было нормальное человеческое желание, столь милое мне в тот миг.
— Кто ж не хочет, — в волнении облизывая губы, ответил он.
— То-то, — назидательно отреагировала я, на всякий случай отводя от окна бутылку.
— Че надо? — мгновенно сообразил он.
И я начала допрос.
— Что это за люди такие? — шепотом спросила я.
— Эти? — мужичок, как лошадь мотанул головой, не отрывая взгляда от бутылки.
— Именно, — уточнила я. — Не тяни, продукт выветривается.
Мужичок заспешил:
— Так на богомолье они идут… Тверезые все… Я тут по сантехнической части был, ремонт знатный навел, капитальный и заплатили добре мне, но ночь на дворе, а рази у таких рюмку выпросишь…
И он с мольбой воззрился на бутылку.
— Это ж какое еще богомолье? — спросила я, возвращая его на тему. — Не церковь же здесь.
— Так рази знаю я… Я дальше подвала не бывал… И ни к чему мне. В церкви-то хоть кагора нальют, а тут… Я в подвале ремонт капитальный навел, прокладки там заменил, краны подтянул, бачки починил…
Я решила, что судя по позднему времени ремонт действительно был капитальный и перечислять плоды деятельности можно до утра, а потому сказала:
— Хватит-хватит, меня не краны интересуют, а что за богомолье у них, кому молятся и что за церковь такая чудная? Ответишь, непромедлительно выпить дам.
— А, это, — обрадовался мужичок, — так бы сразу и говорили. Вон, справа весь забор афишами увешен. Главный у них Вишну Магомет Иисус. Он же пророк, он же и бог. Сегодня как раз проповедует и чудеса творит, но не наливает, гад такой, не наливает. Ой, простите, — мужичок смутился и зачем-то перекрестил свой косматый рот. — А дом этот — церковный, — продолжил он. — Охфициально. Тут уж проверяющие ездили, ездили…
Монах мой пришел в волнение. Даже я была ошарашена невообразимым набором божественности. Надо же, — Вишну Магомет Иисус! Что ж так мало? Аль не знает, что еще Кришна и Будда есть. И Заратустр. А Зевс и Юпитер чем ему плохи? Почему их обидел?
— Что он говорит? — изумленно спросил у меня монах, видимо своим ушам не веря.
— Вишну Магомет Иисус проповедует здесь, — ответила я. — Собственной персоной. Проповедует и чудеса творит. А что ему не творить-то их при такой божественности. Неполное, правда, собрание пророков и богов, но еще не вечер, в смысле еще не утро. Возможно пополнят.
Монах мой нахмурился, но промолчал.
Больше у меня вопросов не возникало. Мужичок был так убедителен, что я поверила ему и читать афишу не стала. И без того все ясно. Молча протянула ему бутылку с водкой, выслушала неожиданное «спаси тя господь» и воззрилась на монаха:
— Что делать будем?
— Присоединимся к толпе и войдем в дом, — как уже о решенном сказал он.
Я засомневалась:
— Страшно.
— Господь не оставит нас, — заверил меня монах.
Я положилась на силу своего роста.
Покинув машину, мы с монахом пристроились за парой богомольцев, чинно шествующих к дому. Выражение лиц выбрали просветленное, ввиду того, что достигнуть нужной степени отрешенности я не смогла, сколь ни старалась — жизнь брала свое и рвалась с моего лица рьяно. Монаху же моему и напускать на себя ничего не требовалось, в нем хватало и отрешенности и просветленности.
Обогнули мы дом справа, что соответствовало выражению лиц, прошли вдоль длинного бокового фасада и по широкому, уходящему вниз под дом пандусу, спустились к входу, навесом напоминающему разверстый зев кита.
Внутри дома было тепло, даже жарко, и удушливо пахло восточными благовониями. Сразу же стало ясно куда подевался весь народ. Конструкция дома напоминала театр: нижний, подвальный этаж — партер, перед которым — сцена, четыре верхних этажа — многоярусные балконы, на которых люди стояли, как кони, сжатые друг другом со всех сторон.
У входа прихожане доставали и набрасывали на себя белоснежные балахоны с капюшонами. У нас же ничего подобного не было. Я начала волноваться, однако, все разрешилось просто. Неприметный служитель, вдруг возникший рядом, тихо спросил:
— Нововерующие?
Монах мой удивленно уставился на него, зато я кивнула и гаркнула за двоих:
— Нововерующие и еще какие!
— Наденьте мантии, — он протянул нам пару балахонов, изрядно замызганных.
Я не спешила их брать, размышляя можно ли попросить что-нибудь почище.
— Для вас места внизу, — продолжил служитель. — Сидячие. Их еще много. Проходите.
«Раз сидячим такие грязные дают, что же дадут стоячим?» — подумала я и схватила мантии.
Не успели мы накинуть выданные одеяния и надвинуть на голову капюшоны, как в толпе показался наш Колян. Он спешил, двигаясь против течения навстречу богомольцам и грубо расталкивая всех, кто попадался на его пути. Весь взъерошенный, разобранный какой-то, он явно был не в духе.
— Осторожно, Колян, — прошипела я монаху.
— Вижу, — шепнул мне в ответ он.
Уже почти поравнявшись с нами, Колян матюкнулся, игнорируя окружающую его святость, круто развернулся и двинулся в обратном направлении. Мы с монахом, не сговариваясь, поспешили за ним.
Колян вдруг остановился, подпер плечом стену и вытаращился в никуда, нетерпеливо притопывая ногой и одновременно почесывая за ухом. Мы же с монахом уселись в непосредственной близости на свободные места. Не надо, думаю, пояснять, что лица мы старательно прикрывали капюшонами.
— И долго нам тут сидеть? — шепнула я монаху.
Он снова начал рассказывать про терпение.
— Не долго, — ответила я себе сама. — Колян не тот фрукт, чтобы надолго у стены приклеиться. Значит ждет нас что-то интересное.
И я оказалась права, вскоре поток богомольцев иссяк, и началась служба. Точнее шоу.
Признаться, я нечто подобное увидеть и ожидала. На что еще способен человек, фантазии которого хватило всего лишь на Вишну Магомета Иисуса? Эх, доверь народ мне это дело, уж я бы закрутила!
Но никто ничего не закрутил, и богомольцы как заведенные повторяли рычаще-звонкие звуки «ом-ра», делая это размеренно и ритмично. Я едва не заснула и заснула бы точно, когда бы поющей этой толпой ни «дирижировал» гонг, звук которого доносился со всех сторон одновременно и будил меня систематически.
В конце концов все это стало мне надоедать. Столько верст отмахать за рулем, чтобы развлекаться столь нелепым образом, сидя в душном зале в грязном балахоне. Уже хотела я своему монаху намекнуть, что лучше бы мне выбраться отсюда, лучше поспать в машине, пока он Коляна постережет. Я уже рот открыла, чтобы высказать свои законные пожелания, но… зал вдруг сошел с ума, зашелся от радости так, что, казалось, потолок на голову рухнет от неистовых воплей богомольцев.
На сцену вышел сам Вишну Магомет Иисус, что и без представлений было понятно по особенно восторженному «ом-ра».
Вишну Магомет Иисус повел себя сердечно, развел руки, словно намереваясь объять весь зал, издал громкий звук — подобный я слышала в зоопарке из клетки гориллы — и стало тихо.
Этот, то ли бог то ли пророк, начал говорить, и одновременно произошло чудо, которому позавидовала бы и Алла Пугачева и даже известный в этом деле затейник — Филипп Киркоров: над головой проповедника взметнулся сноп слепящего разноцветного пламени. Сноп этот постепенно трансформировался в объемное изображение самого пророка. Тихая приятная музыка заполнила помещение.
'Очень недурная аппаратура, ' — подумала я.
И сразу же перестала жалеть, что задержалась в этом театре, потому что ничего подобного мне видеть
