Не долго думая, открыла дверь своего узилища и спряталась за ней. Провернув два раза ключ в замке, отдышалась и сообразила, что теперь заточила себя вместе с бандюганом. Оглянулась, тот и внимания на меня не обратил — жадно внимал монаху.
— Шел бы ты, браток, отсюда, — посоветовала я. — Дай людям спокойно в заточении посидеть.
— Щас, щас, — нетерпеливо отмахнулся от меня бандюган и обратился уже к монаху: — А как же, батюшка, мне поскорей с вашим Господом коны навести? Что-то типа нравится он мне и пару желаний во как надо исполнить, — он резанул ладонью по горлу.
— Ты что, озверел? — возмутилась я. — Там из-за тебя перестрелка идет, а ты тут с одной корыстью лезешь. Иди сначала братву успокой, а потом уже святой отец научит тебя как к Богу с нужным вопросом подъехать.
И бандюган (какая наивность) встрепенулся:
— Что? И в самом деле, блин, добазариться с Богом можно?
— Аж бегом, — заверила я. — Кто перед тобой — сам не понимаешь. Это же не просто святой отец, а конкурент самого пророка. Думаешь зря в узилище его ввергли? Он такую сильную магию знает, что только слово скажет, и дух из вас вон.
Тут я переборщила, пожалуй, потому что бандюган в сомнения впал.
— А что же тогда не говорит святой отец этого слова? — спросил он.
— Потому что он святой отец, а не бандюган, — надменно ответила я.
А в дверь уже колотили. И я разволновалась: еще немного, — стрелять начнут.
— Иди, дорогой, иди, — взмолилась я, протягивая бандюгану свой пистолет без патронов. — Видишь, по— доброму разоружаюсь. Ты уж это учти.
Бандюган взял мой пистолет, нехотя поднялся с соломы, и я поспешно сунула ему ключ. Он открыл дверь и успокоил братву, сказал типа, что явилась тетка сама с повинной, а потому трогать ее нельзя. Из толпы раздались призывы:
— Типа надо ее поучить.
— Спокоха, перед паханом за бабу и америкоса отвечаю я, — авторитетно заявил бандюган, и братва отвалила.
Когда дверь закрылась, и остались мы с монахом одни, я приуныла. Монах повел себя благородно, не стал меня стыдить и упрекать, что без всякой пользы я своей жизнью рисковала. Мне же от благородства такого еще хуже сделалось. От стыда и бессилия разрыдалась я.
— Почему вы плачете теперь? — по-доброму поинтересовался монах и ласково по плечу меня погладил.
Я по-своему откликнулась на ласку: упала к нему на грудь и рыдала уже там. Должна сказать, на могучей груди монаха предаваться отчаянию было значительно приятней и удобней. К тому же он начал гладить меня по голове и сердечно успокаивать, как это делала когда-то моя бабуля, что было особенно мило.
— Все пройдет, — шептал он, — и все к лучшему. Не расстраивайтесь, что вам это не удалось. Кроме Господа, никто не ведает к чему это поражение приведет. Значит вам был необходим этот опыт. А возможно нам расставаться рано еще. Чувствую, не зря вы сюда вернулись. Вы пришли получить Знание от меня.
На самом деле это я дала Шриле Мукунде кое-какое знание, но тогда еще ни он ни я об этом не подозревали.
— Вы и в самом деле так думаете? — сквозь рыдания спросила я.
— Да, я так думаю, — подтвердил Шрила Мукунда.
Я пришла в еще большее отчаяние.
— Неужели Господь не выпустит отсюда меня до тех пор, пока не получу это Знание? — заливаясь слезами, спросила я.
— Точно сказать не могу, — ответил он, — но Знание еще никому не повредило. Получив Знание, вы сможете обращаться к Богу, и Бог услышит вас и поможет вам избежать ошибок, и выполнит ваши желания.
Последнее больше всего прельстило меня, тем более, что желаний накопилось достаточно для того, чтобы начинать переговоры с Богом прямо сейчас, а потому я перестала плакать, отпрянула от груди монаха и закричала:
— Так не медлите, Шрила Мукунда! Поскорей приступайте. Хочу срочно это Знание получить!
Он покачал головой:
— Знание передается только путем преемственности от учителя к ученику. Я смогу дать вам Знание лишь тогда, когда вы пожелаете, чтобы я стал вашим учителем, как пожелал я когда-то, чтобы Великий Маха прабху взял меня в ученики.
— Желаю еще больше, чем когда-то желали вы! — поспешно воскликнула я и уточнила. — Хочу быть вашей ученицей! Давайте Знание поскорей!
Шрила Мукунда пытливо заглянул в мои глаза, но я тоже не дура: изобразила все, что было нужно.
— Пусть так, — опуская глаза заключил он. — Для того, чтобы вы стали моей ученицей нужно пройти обряд посвящения…
— А без этого обойтись никак нельзя? — нетерпеливо воскликнула я, не дожидавшись пока он закончит фразу и пугаясь, затруднений, тут же возникших на пути получения Знания.
Шрила Мукунда правильно понял меня и успокоил:
— Совсем без обряда нельзя, но я вижу, что вы способная ученица, а потому обряд этот значительно сокращу. Мы пройдем за три дня то, на что у других преданных уходят месяцы, а порой и годы.
Я окончательно пришла в ужас. Три дня! Это меня никак устроить не могло— слишком долго!
— Я что же, целых три дня здесь сидеть должна? Для чего, спрашивается, получаю Знание?
— Чтобы выйти отсюда, — подсказал монах.
— Вот именно, а вы на три дня меня раскручиваете. Нет, как хотите, а это слишком долго. Я здесь столько сидеть не могу.
И вот тут-то монах мой рассердился и произнес такие слова, после которых я сразу же стала паинькой и согласилась бы сидеть с ним в любом подвале до тех пор, пока не выясню все до конца.
— Красота кукушки в ее пении, красота женщины в ее чистой преданности мужу, красота урода в его учености, а красота аскета в его способности прощать, — вздыхая, сказал он, и я опешила.
«От кого-то совсем недавно слышала уже начало этого изречения, — подумала я, — но от кого? Бог ты мой, да от Гургенова! Гургенов так мне говорил. Ах, елки-палки, не оттуда ли ветер дует?»
— Буду сидеть здесь столько дней, сколько потребуется, — мгновенно согласилась я. — Начинайте давать Знание.
Вот как может пронять иное мудрое слово.
Конечно же я рассчитывала исподволь выпытать у Шрилы Мукунды приметы его Маха прабхи. Почему я не спросила прямо? Потому что не могла я этого чистого преданного, этого санньяси до такого разочарования доводить. Бедняга пережил уже один удар. Даже два. Школьный друг Доферти и третий ученик гуру — Ангира Муни — самым бесстыдным образом задружили с братанами. Куда это годится? А ну как мафиоза Гургенов и Маха прабху одно лицо? Как переживет монах мой предательство такое? А ну как бросит он после этого верить в Господа и вернется в нашу жизнь, и мясо трескать начнет и разврату предаваться, а все из-за меня из-за глупой. Как могла я это допустить? В роли обычного грешного человека я уже не могла и представить своего Шрилу Мукунду.
«Зачем так портить святого? — рассудила я. — Мне же ничего не стоит еще немного здесь побыть, тем более, что и особого-то выбора нету. Неужели не сумею все выпытать так, чтобы не расстраивать своего доброго Мукунду? Разумеется, сумею.»
И я начала выпытывать. Не сразу, конечно же, постепенно. Сначала (для разгона) Шрила Мукунда мне лекцию о пагубном влиянии майи и трех ее гун прочитал, еще раз доходчиво растолковал, что я совсем не это тело, опять все свел к тому, что надо поскорей с этим делом бесперспективным кончать, ну, в смысле, жить пора так, чтобы не получать вообще никаких тел, чтобы срочно в Духовное Царство возвращаться.
— Будем возвращаться, — наконец согласилась я. — А что перво-наперво для этого нужно?
— Для этого нужно научиться любить, — ответил Шрила Мукунда. — Это самое важное, без чего не
