другое заведение.
Прошло уже десять лет с тех пор, как Хулио скрепя сердце заставил себя выйти из круга шахматистов-профессионалов. С тех пор он практически каждые выходные появлялся в клубе «Гамбит», где вел занятия с начинающими игроками и участвовал в подготовке команды, капитаном которой была его племянница Лаура. Девочка с честью заслужила это звание, завоевав почетное третье место в чемпионате региональной лиги.
Время от времени он обсуждал партию-другую со своим старым другом Лоренсо, директором клуба. Тот лишь к сорока годам поднялся к своей вершине, уровню последних мест в национальных турнирах. Лоренсо искренне восхищался Хулио и всякий раз, когда пиво развязывало им обоим языки, начинал уговаривать младшего коллегу, чтобы тот наконец взялся за ум и все же вернулся в профессиональный спорт. По правде говоря, совершить подобный поступок Хулио мешали уже не столько опасения потерпеть неудачу и больно ранить свое самолюбие, сколько банальная лень и сформировавшаяся привычка к другому образу жизни.
Любовь к шахматам проявлялась у них очень по-разному. В отличие от Омедаса Лоренсо обладал редким талантом находить молодые дарования и выращивать из них настоящих игроков. Он воспитал в своем клубе целую команду юных талантов, к тому же оказался настоящим эрудитом во всем, что так или иначе было связано с шахматами. Специализированные издания этот человек читал от корки до корки, включая и те рубрики, в которых, как между собой говорили шахматисты, описывались самые скучные партии сезона.
Клуб был для Лоренсо вторым домом. Хулио воспринимал директора как самого настоящего шахматного наркомана. Эта зависимость не поддавалась никакому лечению. Лоренсо, например, знал наизусть, вплоть до последнего балла, рейтинг каждого шахматиста лиги. Он владел всей нужной, а зачастую и ненужной информацией обо всех клубах, лигах, турнирах и других событиях, так или иначе связанных с любимой игрой, мог подсказать начинающему игроку, какие трудности и препятствия ждут его на пути становления шахматной карьеры.
Хулио же никогда не привлекали ни поиски талантов, ни процесс огранки найденного алмаза и превращения его в сияющий бриллиант. Ко всем ученикам — многообещающим дарованиям и заурядным посредственностям — он относился одинаково ровно, учил их не столько играть лучше, сколько получать удовольствие от этого занятия. Таким образом Омедас по-своему сдерживал склонность к непримиримому соперничеству, свойственную юным игрокам, и пытался обуздать их высокомерие. На опыте друзей и коллег он прекрасно знал, как легко можно по молодости оторваться от надежного берега и броситься в безрассудное плавание в бурлящем потоке реки тщеславия. Ему было известно, к каким печальным последствиям порой приводят юношеская увлеченность и безрассудство.
Из всех подопечных Хулио делал исключение лишь для Лауры, своей племянницы. Свое отношение к ней он выражал совершенно открыто, даже не пытаясь замаскировать его перед окружающими. Между ним и Лаурой давным-давно установились совершенно особые отношения. Не зря же, в конце концов, она была его единственной племянницей.
В отличие от Роберто Хулио никогда не пытался навязать девочке шахматы. Впрочем, любовь к этой игре проявилась у нее еще в раннем детстве. Основные правила Лаура усвоила, наблюдая затем, как играли у них дома дядя Хулио и дядя Агустин, немолодой врач-педиатр, сосед по дому и большой любитель шахмат.
Агустин был влюблен в Патрисию и приходил к ней каждое воскресенье, неизменно принося какое- нибудь печенье или пирожные, непременно собственного изготовления. Его умение готовить всякие сладости было просто несравненным, но к этому таланту, по мнению Патрисии, примешивалась несколько избыточная, даже приторная сладость в манере ведения разговоров. Она находила своего ухажера очень милым, очаровательно старомодным, галантным, предельно робким и ненастойчивым.
Не желая обижать его, она отвергала все изысканные и деликатные ухаживания, поначалу столь же осторожно, а затем все более демонстративно и открыто. Агустин, казалось, не замечал ничего: ни тонких намеков, ни вполне недвусмысленных демонстративных заявлений. С неизменным упорством он появлялся на пороге квартиры Патрисии каждое воскресенье в течение вот уже более года.
С давних времен в семье Омедас было заведено, что именно по воскресеньям Хулио заходил к сестре на обед. Таким образом, часов в шесть вечера они собирались в квартире вчетвером. К этому времени Патрисия обычно успевала организовать в гостиной своего рода маленький шахматный клуб, расставив поудобнее два кресла и столик. Хулио и Агустин обычно не отказывали себе в этом удовольствии.
Нет, поначалу Хулио был, конечно, удивлен тем, с какой настойчивостью Патрисия предлагала ему сыграть партию-другую со своим соседом. Впрочем, вскоре брату стало понятно, что он таким образом просто давал сестре некоторую передышку. Агустин, самый что ни на есть галантнейший кавалер, замолкал и оставлял ее в покое только тогда, когда принимался за игру. Хулио был не в силах отказать сестре в таком маленьком одолжении и обычно соглашался на пару партий по пятнадцать минут.
Для Агустина это было вдвойне лестно. С одной стороны, он был счастлив помериться силами с настоящим чемпионом, с другой — искренне полагал, что Патрисия организовывала эти встречи лишь для того, чтобы сделать ему приятное. Хулио играл с ним намеренно плохо, допускал серьезные, но неочевидные для противника ошибки, чтобы итог партии не был заранее предрешен и, более того, чтобы всегда оставалась возможность свести игру вничью.
Маленькая Лаура обычно садилась рядом с игроками и внимательно следила за ходом партии. Она не только незаметно выучила правила и ходы каждой из фигур, но и в один прекрасный день изрядно удивила дядю, сообщив ему, что соперник, ненадолго отлучившийся в этот момент, допустил ошибку. На его месте она сделала бы не этот ход, а, к примеру, вот этот. Такие речи из уст племянницы заставили сердце Хулио учащенно забиться.
— Ничего особенного, — с деланым равнодушием прокомментировала эту ситуацию Патрисия. — Девочка просто унаследовала шахматный талант от отца, как, впрочем, и ты.
Поначалу Хулио усиленно не обращал внимания на эту склонность племянницы и сделал вид, что ничего особенного не произошло, когда она выиграла товарищеский турнир в начальной школе, оказавшись к тому же самой младшей из участниц.
— Это все ерунда, детские шалости, — заверял Хулио сестру.
— Вовсе нет. Ты это прекрасно понимаешь и должен радоваться гораздо больше, чем я.
Омедас почувствовал, как на него наваливалась огромная ответственность, та самая, которой он, по правде говоря, хотел бы избежать. Хулио ощутил себя в роли уважаемого, достаточно известного писателя, чей ребенок вдруг заявил, что хочет пойти по стопам отца, и даже обнародовал в узком семейном кругу свои первые опусы. Кроме того, дядюшка прекрасно понимал, что речь идет о долгом, многолетнем обучении. Естественно, взявшись за дело, он не стал бы ограничивать учебный курс несколькими элементарными приемами из теории дебютов. В общем, ему предстояло заключить своего рода многолетний контракт, а сам Хулио вовсе не был уверен, что хочет, чтобы Лаура пошла по его стопам. С другой стороны, он столь же ясно понимал, что говорить об этом еще рано, как и предложить девочке подумать о карьере профессиональной шахматистки.
Сама же Лаура продолжала выказывать интерес к игре.
Всякий раз, когда они с Хулио оставались вдвоем, племянница тянула его за руку к доске и, хитро улыбаясь, интересовалась:
— Ну что, дядя, сыграем?
В такие минуты Хулио просто физически ощущал, как призрак отца подталкивал его в спину, а при малейшей попытке воздержаться от очередной партии с маленькой девочкой и вовсе отвешивал ему по затылку увесистую затрещину.
Как человек опытный и уже неплохо подготовленный методически, Хулио решил начать с заведомо сложного испытания. Он подобрал для Лауры несколько задач, состоявших в поиске кратчайшего и наиболее убедительного способа поставить мат сопернику из заданной позиции. Таким вот образом дядя хотел продемонстрировать племяннице, что она еще слишком мала, чтобы играть в шахматы по- настоящему, и очень быстро выяснил, что просчитался. Лаура решила все задачи — красиво и быстро. У Хулио не оставалось иного выхода, как продолжать заниматься с ней.
