научный, чисто математический трактат.
— Здесь все так интересно закручено, что читать — одно удовольствие, — сказал Нико матери.
— Там хоть сюжет-то есть?
— Насколько я понял — нет. По крайней мере, я пока не добрался ни до злодея, ни до прекрасной дамы. Кроме того, персонажи обрисованы очень схематично и часто повторяются. Зато иллюстраций в этой книге хоть отбавляй. Диаграммы прилагаются к разбору каждой партии, аж по несколько штук.
— Замечательно.
— Хочешь, дам почитать, когда сам закончу?
— Спасибо, не надо.
Нико всерьез занялся изучением дебютов, чтобы наконец обыграть Лауру. Эта цель стала для него главной. Он внимательно следил за ее игрой, анализировал тактику девчонки, но при всем этом ему никак не удавалось не то что выиграть, но хотя бы свести партию вничью. Всякий раз он натыкался на одну и ту же стену. Его постоянно поражало, как легко она в нужный момент делала тот самый ход, который переворачивал ситуацию на доске с ног на голову и полностью разрушал всю стратегию, выстроенную им.
Тем не менее Николас продолжал упорствовать. Наконец у него появился шанс одолеть свою постоянную соперницу. Произошло это в ходе одной из партий, начавшейся с шотландского дебюта и получившей весьма неожиданное продолжение.
Лаура сделала провокационный ход, чтобы заставить своего друга и в то же время соперника уйти от типичной схемы развития дебюта, и он вроде бы принял этот вызов. Девочка играла в свое удовольствие, фактически развлекалась и не особо напрягалась. Ей и в голову не приходило внимательнее проанализировать обстановку, сложившуюся на доске, зато Николас включил свой аналитический аппарат на полную мощность.
На этот раз он действовал не интуитивно, а строго логически, сумел оценить ту роль, которую при подобной комбинации ближе к эндшпилю будут иметь кони, и смог вовремя поставить их на стратегически важные клетки доски. Хулио с интересом наблюдал за игрой и в какой-то момент вдруг осознал, что Нико вполне может выиграть партию. Мальчишка тоже это понимал, что отлично читалось по его заблестевшим глазам.
Вскоре об этом догадалась и Лаура. Она немного подумала, потом предложила сопернику остановить часы и играть дальше без контроля времени. Обычно партии длились по полчаса, не больше. Нико с удовольствием согласился на это предложение.
Лаура глубоко вздохнула и стала сосредоточенно думать над сложившейся ситуацией. Она неподвижно смотрела на доску и лишь незаметно крутила колечко на пальце. Остановка контроля времени была на руку скорее ей. Девочка больше, чем ее соперник, привыкла к долгому обстоятельному обдумыванию ходов и партий. Николас же редко мог заставить себя потратить на обдумывание очередного хода больше пяти минут. Именно поэтому он порой просто не успевал перебрать все возможные варианты ходов, чтобы остановиться на лучшем из них.
К двадцать шестому ходу Лаура смогла выровнять положение на доске, практически ликвидировать преимущество Нико. До финала оставалось явно немного, но сам эндшпиль обещал быть запутанным, непредсказуемым и нестандартным. Слишком много оставалось на доске пешек, ушедших далеко вперед. Оба короля находились в весьма уязвимых позициях. Количество горячих точек росло буквально с каждым ходом.
Сложилась парадоксальная ситуация. Чем меньше фигур оставалось на доске, чем шире становился оперативный простор, тем труднее было сделать тот самый единственный, безошибочно верный ход, который ничем не повредил бы своим же позициям. Кроме того, ближе к концу партии заметно изменилась относительная значимость и мощь фигур. Теперь конь, стоявший в нужном месте, стоил никак не меньше ладьи. Пешки по мере продвижения к дальней горизонтали словно тянулись вверх, на глазах превращаюсь в слонов. Что же касается королей, то они оба явно нервничали и никак не хотели подолгу оставаться на одном и том же месте.
Николас практически пожирал доску глазами. Он успел мысленно перебрать несколько многообещающих ходов и теперь не знал, на какой из них решиться. Его белый слон перекрывал две диагонали. Он задерживал продвижение ничем не прикрытой пешки Лауры, которой, кстати, оставалось всего три хода до того, чтобы стать вторым черным ферзем, кроме того, перекрывай шах, поставленный вражескому королю своей ладьей. Сам по себе этот шах не был опасным. У короля оставалось несколько возможных путей к отступлению, но все они так или иначе выводили его за плотный круг ближней обороны. В общем, эта линия развития партии вполне ожидаемо могла привести к ничьей.
Николас учел, что этот вариант оказался практически гарантированным, решил не рисковать и достаточно быстро свел партию к патовой ситуации. Буквально через шесть ходов они с Лаурой согласились на ничью.
Хулио не стал скрывать разочарование игрой своего ученика. Он действительно ожидал более интересного и непредсказуемого финала.
«Интересно, куда же пропал тот Николас, которого я знал раньше, неутомимый спорщик, стремившийся всегда и во всем сражаться до последнего и добиваться победы там, где это только возможно?» — подумал Омедас.
— Ты мог бы и выиграть, если бы, конечно, рискнул, — сказал он мальчишке.
— А мог бы и проиграть, — возразил тот.
— Давайте я покажу вам обоим, как можно было разыграть эту партию. Такой финал, как ни странно, является достаточно типичным даже для партий, которые разыгрывают на серьезных соревнованиях. В общем-то, ничего плохого в патовой ничьей нет, за исключением тех случаев, когда один из игроков идет на такой финал не потому, что его добивается. Он просто боится рискнуть и потерять все. Идите-ка сюда.
Хулио подвел двух юных шахматистов к стене, на которой была устроена импровизированная фотовыставка портретов великих шахматистов, и показал на один из снимков, старый, еще черно-белый, сделанный в начале восьмидесятых годов в Линаресе. На фотографии был запечатлен очень приятный и красивый мужчина в теннисном костюме, безупречно белом, даже ослепительном на фоне черного одеяния другого человека. Они пожимали друг другу руки, оба при этом любезно улыбались, судя по всему, как раз по поводу партии, сведенной вничью.
— Тот, в белом, — Борис Спасский, русский, чемпион мира с шестьдесят девятого по семьдесят второй год. Тогда его разгромил Бобби Фишер. Этот турнир уже давно стал легендой. О Фишере до сих пор говорят очень много, почему-то забывая при этом о Спасском, не менее эксцентричной личности. Как вы сами видите, он приходил на свои партии, проводимые в Линаресе, заранее одетым для игры в теннис, садился за стол, клал рядом с собой ракетку, заполнял ведомость участника, делал несколько быстрых ходов и предлагал сопернику ничью без серьезного поединка. Большая часть оппонентов предпочитали согласиться на такой вариант. Спасский пользовался высвободившимся временем, чтобы сыграть партию-другую в теннис с очередной поклонницей, недостатка в которых он никогда не испытывал. Ему очень нравились корты Линареса, постоянно залитые солнцем, а еще больше — андалузские женщины.
Лаура рассмеялась и заметила:
— Он был красивый.
— Я, естественно, лично знаком с ним не был, но знал одного француза, старого ветерана шахматных войн, который каждый год приезжал в Линарес, посещал игровые залы и всегда носил с собой фотографию, на которой был запечатлен вместе со Спасским в момент, когда они с этим гением соглашались на ничью. Да, этот человек считал свою ничью в игре против Спасского едва ли не главным достижением всей жизни. Кроме снимка он обычно носил с собой истертую вырезку из газеты со стенограммой партии. Это на тот случай, если кто-то усомнился бы в его классе и в способности свести вничью партию с самим Спасским. Если кто-нибудь приглашал этого человека посидеть в компании и поболтать, то он непременно рассказывал историю своей главной ничьей в жизни. Обычно француз говорил, что люди делятся на две категории. Это те, кто соглашается на ничью со Спасским, и те, кто играет с ним в полную силу и сражается до конца, несмотря на заранее предрешенный финал. В глубине души он считал себя проигравшим, причем вчистую, даже не попытавшись побороться за победу. Вот так бывает в жизни. Порой ты проигрываешь именно потому, что формально не проиграл.
