Грэйс отворачивается. Том смотрит на нее. Подтыкает ей одеяло и на цыпочках выходит.
25
Созревают яблоки. День
Мы видим, как Грэйс занимается с детьми Веры. Они настроены почти враждебно. Джейсон читает учебник латыни. Он все время провоцирует Грэйс, допуская одни и те же глупые ошибки. Грэйс смотрит на него с возрастающим раздражением.
Грэйс: Ты знаешь, что ошибаешься, Джейсон. Слова следует произносить раздельно. Эта книга знакома тебе лучше, чем мне.
Диана встает.
Диана: Мама говорит, что люди учатся на ошибках. Не думаю, что стоит кричать на него.
Остальные хихикают. Джейсон вырывает страницу из букваря.
Джейсон: Вот! А как тебе такой способ разделять слова?
Грэйс смотрит на него вместе с остальными детьми.
Грэйс: Сегодня у нас не самый удачный день. Думаю, нам пора расходиться. Все свободны, кроме Джейсона. Я бы хотела поговорить с тобой наедине.
Остальные выходят на улицу. Они бросают взгляды на Джейсона, который остается, ухмыляясь. Грэйс смотрит на него.
Грэйс: В чем дело, Джейсон? Раньше мы прекрасно ладили?
Джейсон: Я просто невыносим. Бьюсь об заклад, папа тебе рассказывал.
Грэйс: Я не считаю тебя невыносимым. Ты что-то хочешь мне сказать? Я бы с удовольствием держала тебя на коленях все время, но не могу, особенно если рядом другие дети.
Джейсон: Когда люди не получают того, что им обещали, без обещанного они могут сойти с ума. Так говорит миссис Хенсон.
Грэйс: Боюсь, это похоже на правду.
Джейсон: Я догадался, почему ты больше не разрешаешь мне сидеть у тебя на коленях. Потому что я плохо себя вел.
Грэйс: Думаю, у тебя были на то причины.
Джейсон: И остальных я тоже обижал, даже малыша Ахилла. Он такой крохотный, что не может дать сдачи. Это неправильно.
Грэйс: Нет, неправильно.
Джейсон: Иногда на меня находит, сам знаю. Я заслужил порку.
Грэйс: Ты хочешь, чтобы я тебя ударила? Ты знаешь, что этого никогда не случится. К тому же твоя мама считает, что бить детей — это не лучший метод воспитания.
Джейсон: Знаю. Она с ума сойдет, если узнает, что ты меня отшлепала.
Грэйс: Да, но я этого никогда не сделаю.
Джейсон: Судя по настроению жителей города, тебе не помешало бы иметь маму на своей стороне, ведь так? Все может усложниться, если она будет против тебя.
Грэйс: Я такая, какая есть. Если я кому-то не нравлюсь в городе, этого не исправишь.
Джейсон: Мне плохо, и я хочу, чтобы меня наказали. Правда, я больше не буду уважать тебя, если ты не выпорешь меня после всего, что я сегодня натворил.
Грэйс: Можешь просить меня хоть до скончания света, Джейсон. Я не собираюсь этого делать. Мне все равно, если ты считаешь, что это очень смешно.
Джейсон: В таком случае, когда мама вернется домой, мне придется сказать ей, что ты меня ударила.
Грэйс: Я же сказала, что не стану!
Джейсон: Думаю, что мама поверит мне на слово. Конечно же, если ты стукнешь меня по- настоящему, никто ничего не узнает.
Грэйс смотрит на Джейсона.
Джейсон: Увидишь, тебе не поздоровится.
Грэйс: Не знаю, что и думать.
Джейсон: Я толкнул колыбель Ахиллеса, и не моя вина, что она не опрокинулась.
Грэйс: О Боже, ну давай я тебя шлепну...
Джейсон: Давно бы так.
Грэйс садится на стул. Джейсон с улыбкой подходит к ней. Ложится к ней на колени. Она на секунду замирает. Поднимает руку и тихонько шлепает его.
Джейсон: Не больно. Должно быть больно, иначе это не наказание.
Грэйс (вздыхая): Ну ладно.
Она шлепает его несколько раз, достаточно крепко.
Джейсон: Сильнее!
Грэйс (возражая): Нет, хватит! Ты уже достаточно наказан. (Грэйс ставит его на ноги.) Давай... беги к остальным!
Джейсон: Может, я лучше постою в углу, чтобы мне стало стыдно?
Грэйс: Делай что хочешь.
Джейсон собирается выходить, когда замечает Чака, идущего по улице.
Джейсон (удивленно): А вот и папа!
Грэйс (с удивлением смотрит в окно): Рановато. У него столько дел! Надеюсь, ничего не случилось.
Джейсон выходит. Обеспокоенная Грэйс видит в окно, как Чак подходит к дому.
Рассказчик: Подобно Догвиллю, расположенному на открытом, хрупком уступе, который не был защищен ни от штормов, ни от прочих капризов погоды, Грэйс было некуда спрятаться. В том, что так сложилось, не было вины Догвилля, и вины Грэйс не было тоже. Она висела на ветке, подобно райскому яблоку, такому спелому, что сочилось всеми соками. И если кто-то сорвал его с дерева, то винить в этом яблоню или ее плоды равносильно обвинению, направленному в пустоту. Грэйс уже созрела настолько, что сорвать ее и отведать мог любой, кто пожелает, — это был лишь вопрос времени.
Чак входит, улыбаясь.
Чак: Мамаша Джинджер сказала, что к нам опять едут. Я ответил, что передам тебе, чтобы Марта опять не напутала с колоколом. Надо было раньше сказать, но я запамятовал. Они уже въезжают на Каньон-Роуд.
Грэйс: Запамятовал?
Грэйс встревоженно смотрит на улицу. На этот раз там два автомобиля. Полицейская машина и еще один, большой, официальный автомобиль. Человек в костюме и двое полицейских выходят и осматривают город.
Чак: Да. Ты знаешь, в саду настала горячая пора. Что ж, вот и они. Парень в большой машине из Федерального бюро расследований, ФБР.
Грэйс: Из ФБР?
Чак: Из него самого. Он показал мне удостоверение.
Грэйс испуганно смотрит на Чака.
Чак: Их интересовало, не видел ли я в последние шесть месяцев что-нибудь, имеющее отношение к объявлению. Они спрашивали, не замечал ли я чего необычного в лесу, каких-нибудь следов от стоянок. Хотели знать, не пропадала ли еда, и все такое. Кажется, женщина, которую они ищут, опасна. Настолько, что они притащились к нам на своей большой машине. Бог знает, на что эта женщина способна.
Грэйс: Она ни на что не способна, и ты это знаешь.
Чак: Так говоришь ты. Но закон имеет другое мнение. Вот почему я испытал непреодолимое желание рассказать им, что мне известно.
Грэйс: И что же ты мог им рассказать?
