маленьких животных, составляют всего 20%. У правонарушителей, лишенных «эмоциональной разрядки», этот показатель находится на уровне 807о. Данный пример свидетельствует о том, что присутствие рядом живых существ может пробудить добрые чувства даже у людей, которых в детские годы тем или иным способом заставили забыть об эмоциональных переживаниях, у людей, искалечивших свою жизнь и жизни других людей. Благоприобретенный опыт побуждает их не подавлять в себе потребность в любви, а присутствие в жизни любящего существа, пусть даже маленького зверька, вызывает даже нечто вроде уважения к себе.
Человека постепенно перестает мучить душевная боль, так как ему предоставляется возможность вступить в тесный контакт со своими сегодняшними чувствами и потребностями. Традиционная психология в целом еще совсем недавно недооценивала значение эмоций. Теперь же они стали предметом множества научных исследований.
В будущем было бы желательно научить детей серьезно относиться к своим чувствам, понимать и различать их. Как только такая форма «воспитания» получит общественное признание, родители, воспитатели детских садов и учителя смогут оказать детям необходимую помощь. Повышению уровня знаний педагогов в этой области способствуют данные исследований, проведенных в последнее время нейробиологами.
Когда в конце семидесятых годов я подвергла резкой критике одностороннюю ориентацию на психоанализ, в Европе, в отличие от США, еще очень мало знали о новейших приемах, применяемых психотерапевтами для выявления сокровенных чувств и влечений. Но со временем они получили широкое распространение и в европейских странах. Достаточно назвать телесно ориентированную психотерапию, биоэнергетику, гешталь-ттерапию, первичную терапию и фокусинг.
Хотя появление в сфере сознательного прежних чувств и намерений приносит кое-кому облегчение, снимая внутреннее напряжение и в значительной степени разрешая невротический конфликт, у многих пациентов это одновременно вызывает зависимость от боли, сходную с алкогольной или наркотической зависимостью: душевная боль становится своего рода наркотиком. Тогда пациент может попасть в еще большую зависимость от психотерапевта, обещавшего избавить его от страданий.
Еще несколько лет тому назад вставал вопрос, как помочь людям проникнуть к собственным переживаниям, вытесненным в бессознательное. Теперь уже разработан целый арсенал методов их «пробуждения» и выведения в сознание. Но далеко не все эти методы полностью безопасны. Так, например, непременным условием сеанса первичной терапии является проведение его в затемненном помещении, что может привести к психотерапевтической регрессии: возникновению чувства беспомощности у пациента в сочетании с бездумной идеализацией им психотерапевта. Любые формы психотерапевтического лечения, особенно выведение из бессознательного детских душевных травм, предполагают искренность и честность психотерапевта и его умение осторожно подводить человека к «подвергшимся цензуре», мыслям и чувствам. Все это позволяет пациенту использовать весь свой потенциал для перевода своего неосознанного психического феномена в осознанный путем переживания болезненных чувств горечи и печали. Важно, чтобы пациент не оказался при этом в состоянии зависимости от психотерапевта, ибо она может превратить его в объект самого бессовестного манипулирования. К сожалению, широкое применение в некоторых психотерапевтических центрах изощренных приемов манипулирования сознанием делает их похожими на пресловутые тоталитарные секты.
Но, к счастью, наблюдаются также и позитивные тенденции. Использование новейших способов психотерапевтического воздействия в неблаговидных целях отнюдь не повод для их запрета. Нужно помнить, что их умелое и осторожное применение в сочетании с честностью намерений психотерапевтов уже значительно повысили эффективность психотерапевтического лечения (хотя, впрочем, не надо забывать, что все относительно).
Накопленный психоаналитиками опыт изучения таких явлений, как перенос и контрперенос, также может оказаться весьма плодотворным. Хотелось бы надеяться, что психотерапевты – представители разных школ – объединятся в борьбе с теми, кто употребляет психотерапию во зло пациенту, стремится к установлению зависимости пациента от психотерапевта. Становится все более очевидным, что применительно к детскому возрасту психотерапевты все более ответственно относятся к теории Фрейда. На смену упрощенно- однобокому толкованию приходит более дифференцированная и сбалансированная ее оценка.
Мне хотелось бы сказать еще вот что: я долго искала способы, чтобы рассмотреть сквозь призму психотерапии каждый из эпизодов моего детства, пока, наконец, не поняла, что эта цель недостижима. Новые перспективы открылись мне лишь после того, когда я поняла, что осознать все бессознательные переживания своего детства просто невозможно.
1
Из содержащих множество ценных сведений по этой теме книг (Janus, Leboyer, Odent. Stem) наиболее полезной для родителей, ожидающих ребенка, мне представляется книга Десмонда Морриса (Desmond Morris, Babywatching. Jonathan Cape, London, 1991).
2
В 1954 году в Честнат-Лодже было проведено исследование семей пациентов, склонных к мании и депрессии. Было обследовано 12 пациентов. Результаты во многом подтверждают мои выводы о природе депрессии, полученные совсем другим путем. «Все пациенты росли в семьях, считавших себя изолированными от общества. Они поэтому делали все, чтобы при помощи конформизма и выдающихся успехов снискать себе уважение соседей. В достижении этой цели бедному ребенку отводилась особая роль. Он должен был быть гордостью семьи, его любили только за его особенные качества, талант, красоту и т. д. (курсив мой – А.М.), которые соответствовали идеальным представлениям семьи. Если ребенок не оправдывал надежд, то чувствовал холодное отношение к себе, пренебрежение членов семьи. Ему давали понять, что он опозорил семью» (цит. по М. Eicke-Spengler, 1977, с. 1104).
Мои пациенты также росли в семьях, державшихся изолированно, но изоляция была не причиной, а следствием того, что родители сами нуждались в психотерапевтической помощи.
3
В качестве примера благотворного воздействия чувства скорби можно привести высказывание Игоря Стравинского: «Мое несчастье, я твердо убежден, состояло в том, что отец был мне внутренне совершенно чужд, а мать относилась ко мне безо всякой любви. Когда мой старший брат неожиданно умер, мать не перенесла на меня свое отношение к нему, а отец по-прежнему относился ко мне довольно сдержанно. И тогда я решил, что в один прекрасный день покажу им, чего я стою. И что же, этот день прошел, и до сих пор никто, кроме меня, его не помнит. Я остался его единственным свидетелем» С этими словами резко контрастирует следующее высказывание Сэмюэля Беккета: «Пожалуй, можно сказать, что у меня было счастливое детство... хотя я не чувствовал в себе способности быть счастливым. Мои родители делали все, чтобы я был счастлив. Но я часто чувствовал себя довольно одиноким». (Обе цитаты по: Н. Muller – Braunschweig, 1974). Здесь драма детства полностью вытеснена в бессознательное, а идеальный образ родителей создается с помощью ее отрицания. Зато зародившееся в детстве чувство полного одиночества нашло отражение в пьесах Беккета.
4
В русском переводе – «В начале было воспитание», главы «Жизнь Кристианы Ф.» и «Скрытая логика абсурдного поведения».
5
Цит. по: Г. Гессе Собр. соч. в 8 тт. М.—Харьков: Прогресс-Литера—фолио, 1994, т. 2, стр. 238— 239 (Пер. С. Апта).
6
В повести «Душа ребенка» Гессе пишет: «Взрослые делали вид, будто мир совершенен и они сами – полубоги, а мы, мальчики, просто отребье... Уже через несколько дней, о, даже через несколько часов, случалось что-нибудь, чему не следовало быть, что-нибудь скверное, огорчительное и постыдное. Снова и снова ты вдруг непременно падал с высоты самых упорных и благородных намерений и обетов назад, в грех и подлость, в обыденность и пошлость!.. Почему так? Неужели у других было по-другому?» [Рус. перевод цит. по тому же тому Собр. соч., с. 330, пер. С. Апта.]
7
Там же, стр. 262.
