рассказывать друг другу истории своей жизни (изрядно приукрашенные – ну, по крайней мере с моей стороны).
Чарли тоже был адвокатом и, найдя применение своему незаконченному техническому образованию, специализировался на патентном праве. Работал он в одной крупной фирме в Манхэттене – достаточно солидной, чтобы при ее упоминании глаза у меня вылезли на лоб. По словам Чар ли, ему нравились и его занятие, и жизнь в городе. Сначала я решила, будто он тоже излагает мне лишь ту версию истории, которая подходит для глянцевых журналов, но потом до меня дошло: на самом деле среди всех моих знакомых юристов Чарли – один из немногих счастливчиков, кому эта работа доставляет истинное удовольствие. И кроме того, он всегда обладал острым аналитическим умом, поэтому нетрудно было представить, что процесс решения проблем приносит Чарли радость.
Вскоре после того, как мы уютно устроились в баре, мой бывший приятель пошутил насчет того, что ему следовало бы перейти с виски на более легкие напитки, при носящие меньше вреда, и заказал дорогущую бутылку шардоне. Не знаю, может, это все из-за выпитого вина, но Чарли показался мне ужасно милым. Настолько, что я задалась вопросом – почему мы вообще расстались? Ведь Чарли всегда был славным, порядочным, образованным и, главное, самым подходящим для меня мужчиной. Он-то и послужил эталоном, с которым я сверяла своих по следующих ухажеров – Алека, Питера, Уинстона, Джереми и Эрика. Однако в отличие от пяти моих воздыхателей, каждый из которых был напыщеннее и скучнее предыдущего, Чарли как никто умел меня рассмешить. Покончив с первой бутылкой шардоне и откупорив вторую, мы вспоминали юношескую глупость и неопытность и даже набрались смелости оживить в памяти наш первый и не совсем удачный сексуальный опыт. Весь вечер на пролет мы хохотали до слез, хлопая по столу ладонями и задыхаясь от смеха. О том, чтобы вернуться на свадьбу, не было и речи.
– Если честно, я никого здесь не знаю – конечно, кроме Бет, – сказал Чарли, словно извиняясь за то, что вовсе не спешит возвращаться на торжество, которое становилось все более шумным.
Интересно, почему Бет пригласила его на свадьбу? Она была знакома с Чарли только через меня, и для нее он – не больше чем приятель подруги, да и то школьный. И все же я была рада, что она это сделала. Без Чарли я бы застряла за столиком в обществе Кристин, которая изводила бы меня своими подковырками насчет того, почему я совсем одна, с явным намерением деморализовать. (Еще бы! Ведь я не имела богатого супруга с крошечной головкой и вынуждена танцевать с чужими мужьями, которые приглашали бы та кую старую деву только из жалости.)
Чарли избавил меня от этих трудностей, и я гораздо лучше чувствовала себя здесь, прихлебывая вино в дружеской компании, чем рядом с семейными парочками, которые так и норовили перещеголять друг друга. Правда, должна признаться, я совсем не умею пить. Нет, в буйство не впадаю, однако после нескольких рюмок полностью теряю способность внятно разговаривать, передвигаться и ясно мыслить. Вот поэтому-то после третьей бутылки я позволила Чарли подвезти меня до дома, а потом как девчонка обжималась с ним в подъездной аллее перед гаражом.
Если в роли полнотелого юриста Чарли выглядел не привычно, то жаркие объятия и поцелуи спустя двенадцать лет после нашего последнего свидания казались еще более нереальными. Прикосновение его губ было не таким, как раньше, но я вспомнила этот знакомый запах – уютный, домашний запах шерстяных свитеров, намокших от снега. На какой-то миг я перенеслась в школьные годы и ощутила давно забытый всплеск юношеских эмоций, от которого захватывало дух, будто на «русских горках». На меня вдруг нахлынуло ностальгическое вожделение, и я принялась лихорадочно стаскивать с Чарли свитер и расстегивать ремень его брюк, а он с тем же пылом добрался до моего бюстгальтера и трусиков. Не зажги моя мать фонарь перед домом, я бы отдалась Чарли прямо в его машине – взятой напрокат «камри» – сидя у него на коленках и упираясь задницей в руль.
Однако на крыльце зажегся свет, и благодаря этому мне не пришлось узнать, на что способна женщина, когда она пьяна, одинока и подавлена тем, что из всех бывших одноклассниц только она одна еще не нашла себе мужа.
– О Господи, – выдохнул Чарли, отстраняясь. От поцелуев губы его покраснели и распухли. – Не знаю почему, но мне опять страшно. Я всегда до чертиков боялся твоего папашу.
– Почему? – удивилась я. – Свет зажег не он, а мать. Отец и понятия не имел, во сколько я возвращаюсь домой. Думаю, его это не интересовало.
– Отец, мать, какая разница. Я чувствую себя так, будто мне опять шестнадцать и они застукали меня в тот момент, когда я покушаюсь на целомудрие их дочери.
– Все было по обоюдному согласию, – улыбнулась я, и мы еще раз поцеловались.
– Я позвоню, – пообещал Чарли.
Я побрела к дому, думая о том, нет ли у меня на шее засосов, и, словно девчонка, волнуясь, как бы мать их не заметила. Само собой, я злилась на мамашу за то, что она зажгла свет. Я знала – Чарли не позвонит. И это к лучшему. Мы замечательно провели время; его поцелуи будто вернули мне стремительно угасающую молодость. И все же это было слишком похоже на вечер встречи выпускников: ты пляшешь под старые добрые хиты восьми десятых всю ночь напролет и чувствуешь себя замечательно. Только повторять этот праздник каждый день слишком утомительно.
Когда я вошла, то увидела, что мать с Салли сидят в гостиной – мама в кресле, собака на диване – и злобно взирают друг на друга.
– Я хотела согнать ее с дивана, и она меня укусила, – доложила Глория.
– Салли тебя укусила?
– Во всяком случае, пыталась. Она рычала и кидалась на меня.
– Но зубами тебя не коснулась? Мать угрюмо покачала головой.
– Тогда она тебя не кусала. Извини, я должна была предупредить, что Салли любит спать на диванах и очень обижается, когда ее сгоняют, – сказала я, подхватила на руки свою сарделькообразную псину и прижала ее к груди. Мне нравится возвращаться к Салли. Она завозилась и как сумасшедшая принялась лизать меня, обдавая запахом своего дыхания.
– Ну, как прошла свадьба? – вопросила мать, после того как Салли чихнула мне прямо в лицо.
– Ужасно, – ответила я и рассказала матери, с каждой минутой приходившей все в большее восхищение, о без вкусно украшенном зале, непомерно затянутой церемонии, о том, что Бет в своем платье выглядела как безе и что ее семья сэкономила на угощении, заказав микроскопические порции цыпленка и рисового плова. Моя мамаша, которая любит повторять: «Если не можешь сказать ничего хорошего, просто посиди рядышком», – слушала меня с открытым ртом.
