сказал Марк, когда мы наконец отсмеялись.
– Да нет, уже все нормально. Ты прав, я ненавидела эту работу.
– Знаю. Думаю, в итоге для тебя это окажется к лучшему.
– Может быть, но что скажет отец? – с беспокойством спросила я.
– Ну, в семействе Уинтерс ожидается еще один веселенький праздник, – сказал Марк. – С Рождеством, Элли.
– С Рождеством, – вздохнула я.
Я уговорила Марка не бросать меня одну и пойти на коктейль к Паркерам. В конце концов он согласился на том условии, что мы поедем отдельно от родителей и побудем на вечеринке совсем недолго. Меня это вполне устраивало. Я знала, что от похода не отвертеться – все попытки лишь закончились бы очередной вспышкой раздражения у матери, – но я сумела настоять на сокращении визита. Я уже бывала на вечеринке, которую Паркеры ежегодно устраивали в сочельник – очень скучном и утомительном мероприятии, где меня не ждало ничего, кроме пустой болтовни и бесконечных расспросов о личной жизни. Учитывая мой теперешний статус безработной и предстоящий развод Марка, нам никак не удалось бы избежать тысячи назойливых вопросов от досужих старых пердунов. Брайан, разумеется, выдумал какой-то предлог, чтобы не пойти, причем мать его почти не ругала. Все-таки, это несправедливо: никто и никогда не заставляет моих братьев посещать подобные сборища, но стоит мне лишь заикнуться об отказе, и попрекам не будет конца.
Паркеры жили в типичном загородном доме, похожем на наш, – четыре спальни, три ванных, парадная гостиная, общая комната с телевизором, бильярдная на цокольном этаже, пара новых «вольво» в гараже на два авто. К несчастью, в том, что касалось декора, миссис Паркер испытывала нежную любовь к деревенскому китчу, поэтому по всем стенам в ее доме висели «сельские» картины с поросятами и коровами, а шторы и скатерти были из клетчатой материи с непременными оборочками. Кроме того, миссис Паркер собрала целую коллекцию пошлых фарфоровых шкатулочек и статуэток, которые красовались на всех столах, и даже бокал вина нельзя было поставить без того, чтобы не опрокинуть какую-нибудь из этих безделушек.
– Элли! Марк! Я так рада вас видеть! – радостно воскликнула миссис Паркер, прижимаясь ярко накрашенными губами к моей щеке. Когда она переключила внимание на Марка, я украдкой попыталась стереть алый отпечаток.
– Да-да, Марк, твоя мама рассказала мне, что ты разошелся с женой. Это просто ужасно. Знаешь, здесь моя племянница, Аннабель, и я хочу тебя с ней познакомить, – доверительно сообщила миссис Паркер, кивая в сторону толстой и неповоротливой девицы, которая с кем-то спорила на кухне. Марк сдавленно хрюкнул и попятился, но миссис Паркер решительно схватила его за руку и потащила по коридору. – Только не забивай мне голову всей этой ерундой насчет того, что тебе еще рано завязывать новые знакомства с женщинами. Как я уже сказала твоей матери, единственный способ исцелить разбитое сердце – снова сесть в седло, – весело щебетала она.
Лишившись единственного боевого товарища, я поняла, что рискую подвергнуться внезапной атаке очередного «любопытного носа», и сделала попытку прошмыгнуть к бару. Как обычно, бар устроили в гостиной, а за стойкой я увидела недоразумение господнее в лице сына Паркеров. Эрни Паркер, который все еще ходил с зубным фиксатором и до сих пор не избавился от юношеских прыщей (хотя ему уже перевалило за тридцать), на тот момент, к счастью, уже был женат, а потому я могла спокойно пропустить стаканчик, без того чтобы нарваться на ухаживания. (Правда, когда я училась в старших классах, моя мать пробовала нас свести; Эрни тогда никак не мог найти девушку, которая по доброй воле согласилась бы пойти с ним на выпускной бал.) Однако путь к вожделенному бару мне вдруг перегородила огромная туша, одетая в свитер с вышитыми на нем маленькими Санта-Клаусами и сахарными палочками.
– Элли Уинтерс! – гаркнула миссис Санта-Клаус. – Давненько я тебя не видела! Твоя мама сказала, что ты помолвлена.
Я вытаращила глаза на эту крупногабаритную особу, силясь вспомнить ее имя, но на память ничего не приходило.
– Помолвлена? – тупо переспросила я, недоумевая, откуда у матери взялись такие сведения.
– Ах, Глэдис, я говорила, что тот молодой человек умолял Элли стать его женой, но она уперлась насмерть, – изящно вмешалась мать.
– О-о, какая жалость. Моя Софи только что вышла за муж, и я хотела предложить тебе ее свадебное платье, – самодовольно пробухала Глэдис.
Ага! Я вспомнила. Софи Метцгер училась на класс старше меня. Тогда у нее были слоновые бедра и копна ярко-рыжих, туго закрученных кудряшек «а-ля сиротка Энни». Боже, эта женщина вообразила, что мне подойдет платье Софи! Неужели я незаметно для себя набрала тридцать фунтов?
– Нет, Элли слишком занята карьерой, чтобы мечтать о замужестве. Она ведь у нас преуспевающий столичный адвокат. А чем сейчас занимается Софи? Кажется, она стюардесса? – сладким тоном поинтересовалась мать, поднеся к губам бокал виски с содовой. Судя по ее слегка заплетающемуся языку, порция была не первой.
– Софи – менеджер в багажном отделении аэропорта, – обиженно сказала Глэдис. – В следующем месяце ее ждет повышение.
– Чудесно, – проворковала мать, спрятав усмешку за ободком бокала.
– Ну-с, твой отец рассказал мне о крупном деле, которое ты возглавляешь, – загремел у меня над ухом мужской бас. Это был доктор Берри, дантист, живший по соседству с нами. Когда я была подростком, он приговорил меня к двум годам ношения зубных скобок, таких же здоровенных и блестящих, как передняя решетка новенького «мерседеса».
– Все верно. У руководства фирмы серьезные планы в отношении Элли. Конечно, мне бы по душе больше пришлось, если бы она поскорей вернулась домой и заняла кресло судьи, – вставил подошедший отец. На нем, как всегда, был его любимый серый костюм-тройка, к которому он сегодня надел ярко-зеленый галстук с искрой, более праздничный по сравнению со сдержанной расцветкой его повседневных галстуков в полосочку.
– В самом деле? Элли, ты, наверное, скоро войдешь в число компаньонов фирмы? – спросила Мэрион Чарльз, сухая как вобла. Мать уверяла, что у Мэрион анорексия.
– Да, ждать уже недолго, правда, Элли? – с гордостью проговорил отец.
