совсем ясен, поскольку известно, что сам Сен-Вандриль был в 1063 году реформирован выходцами из Фекана. Таким образом, нормандское монашеское сообщество (за исключением общины Лебек) до завоевания Англии в целом представляло собой некую конфедерацию, объединенную учением клюнийцев. Независимо от того, кем они были основаны, монастыри всегда были связаны между собой множеством невидимых нитей. Нормандское монашество представляло собой достаточно консолидированную силу, не только оказавшую влияние на духовное состояние общества, но и поддержавшую герцога Вильгельма в его стремлении к единству Нормандии.
Бурное развитие монастырей во времена Вильгельма Завоевателя невольно заслоняет другие стороны религиозной жизни Нормандии. Между тем рост влияния монашества был хоть и основным, но не единственным фактором, определявшим состояние дел в нормандской церкви и ее взаимосвязи с остальной Европой. Духовно-нравственное подвижничество, которое демонстрировали обитатели монастырей, резко контрастировало с приземленными настроениями большей части белого духовенства. Реформам, которые сделали нормандскую церковь такой сильной и влиятельной, она действительно обязана монашеству, а не епископам. Прелаты, составлявшие в 1035–1066 годах нормандское епископство, были весьма неординарными личностями. Но они были абсолютно равнодушны к идеям аббатов Клюни и их многочисленных последователей и не предпринимали никаких шагов по подготовке последующих церковных реформ, а некоторые обстоятельства их личной жизни заслуживают осуждения.
Хотя до нас дошли далеко не все даты правления тех или иных прелатов, совершенно очевидно, что перерывов в наследовании епископских кафедр при герцоге Вильгельме не было. А список имен самих прелатов не оставляет сомнений в том, что все они принадлежали либо к герцогскому дому, либо к аристократическим родам, которые управляли Нормандией. Епископскую кафедру Руана до 1055 года последовательно занимали сыновья герцогов Роберт и Може. Епископом Байе был сначала Гуго, сын единоутробного брата герцога Ричарда I графа Родульфа, а затем Одо, единоутробный брат самого Вильгельма Завоевателя. Другой сын графа Родульфа – Джон – в 1060 году стал епископом Авранша и, возможно, архиепископом Руанским, а Гуго, возглавлявший в 1049–1050 годах епископство Лизье, был сыном графа О Вильгельма и внуком герцога Ричарда I. Ив, епископ Се, вообще являлся главой семейного клана Беллем. Вильгельм, который вскоре после 1040 года стал епископом Эврё, был сыном Жерара Флайтеля и близким родственником (видимо, двоюродным братом) Радбода, который был епископом Се до Ива. А еще один сын Радбода стал в 1079 году архиепископом Руанским. Опираясь на эти факты, можно сделать однозначный вывод: в нормандском епископате при герцоге Вильгельме доминировала сплоченная группа аристократов, для выяснения родственных связей которых достаточно заглянуть в генеалогии всего нескольких феодальных семейств.
Резонно предположить, что по характеру и степени свободы действий эти люди зачастую ничем не отличались от своих родственников-мирян, тем более что у многих из них имелись дети от брачных союзов, которые, если и не были официально утверждены, признавались ими публично. Получив свои высокие церковные должности благодаря связям с герцогским домом, они продолжали заботиться о благосостоянии своих родов и, как представители новой нормандской аристократии, немало делали для ее усиления и возвышения. То, что епископские кафедры занимали люди, по сути остававшиеся светскими феодалами, приводило порой к весьма странным ситуациям. Одна из них возникла, например, когда архиепископ Руанский Роберт стал еще и графом Эврё. Еще более красноречивый пример – присоединение епископом Ивом земель возглавляемой им епархии к унаследованным им же в качестве светского владетеля землям Беллем. Эта тенденция получила развитие и в завоеванной Англии. Так епископ Байе Одо стал графом Кента. Одновременно с ним земельное пожалование получил и епископ Котанса Жофрей. Их земельные владения в Англии по размерам были вполне сопоставимы с самыми крупными из основанных там баронств. Причем и Одо, и Жофрей получили эти земли не в качестве церковных иерархов, а скорее за личные заслуги. Подобные сообщения даже для нас звучат необычно. Комментаторов же времен святого Ансельма, учившего, что корнем поселившегося в церкви зла является смешение духовного и светского, и вовсе шокировало. Вполне естественно, что потомки, сравнивая деятельность епископата с монашеским движением, дали нормандским прелатам того времени самые нелестные оценки.
И все-таки, не оправдывая этих людей, хотелось бы сказать несколько слов в их защиту. Безусловно, можно сомневаться, что архиепископ Роберт сделал что-либо полезное для церкви, но его роль в поддержании стабильности герцогства бесспорна. Архиепископ Може, подвергаемый еще большей критике и, наверное, справедливо смещенный с кафедры, добился жесткого осуждения симонии синодом Руана. Причем произошло это в самом начале его деятельности, то есть за несколько лет до того, как то же самое сделал в ходе своих церковных реформ папа Лев IX. Если абстрагироваться от религиозной деятельности епископа Котанса Жофрея, он предстает весьма талантливым администратором, сочетавшим служебное рвение и строгость к подчиненным. Обогатился он прежде всего за счет земель, полученных в Англии. Сама же епархия при нем процветала. А лучшим памятником этого периода является построенный им в Котансе великолепный кафедральный собор. Даже оценка деятельности епископа Байе Одо, если повнимательней к ней присмотреться, может быть скорректирована. Да, его чрезмерные амбиции были постоянным источником раздоров, жестокость и стремление подавить малейшее неповиновение вызывали ненависть у окружающих, а личная жизнь почти сплошь состояла из скандалов. Тем не менее, епископству Байе его правление принесло несомненную пользу. Он оказался постоянным и очень щедрым жертвователем церкви. Не только из милосердия к «падшим» монах XII века написал, что в этих выдающихся людях порок самым удивительным образом уживался с добродетелью. Наконец, епископ Лизье Гуго и епископ Авранша Джон представляли собой выдающихся церковных деятелей, чья репутация неоспорима. Недаром Вильгельм Пуатьеский, который лично был знаком с этими прелатами, написал в их честь панегирик. Джон, помимо епископства Авранша, смог проявить свои выдающиеся способности в качестве архиепископа Руана, а его теологические труды занимают достойное место в истории литургии западного христианства.
Еще раз отметим, что основная часть белого духовенства придерживалась тех старых церковных традиций, которые подверглись атакам реформаторов и в конце концов были окончательно отброшены. Из всех нормандских епископов, занимавших кафедры до завоевания Англии, лишь об одном можно сказать, что он поддерживал новые веяния. Это Маурилиус, избрание которого архиепископом Руана в мае 1050 года связано с чрезвычайными обстоятельствами, вызванными смещением Може. Маурилиус не был нормандцем и не был связан с нормандской аристократией. Он родился примерно в 1000 году в соседнем Реймсе, учился в Льежском университете, а по окончании в течение нескольких лет совершенствовал знания в его отделении в Халберштадте. Затем он стал монахом монастыря Фекан, откуда в поисках отшельнической жизни отправился в обитель Валломброза. Его праведная жизнь и знания были замечены, и вскоре его назначили аббатом бенедиктинского монастыря Святой Марии во Флоренции. Однако строгие правила, которые Маурилиус попытался там ввести, вызвали ропот среди братии, и он был вынужден вернуться в Фекан, откуда в 1054–1055 годах и был призван на кафедру Руанской метрополии. Назначение архиепископом Маурилиуса можно рассматривать скорее как случайность, тем более если учитывать позицию, которую глава Руанской метрополии традиционно занимал в структуре светской власти. Но, принимая во внимание личные качества Маурилиуса, можно было ожидать, что его влияние на политическую ситуацию в герцогстве станет весьма заметным.
Своим назначением на архиепископскую кафедру Руана Маурилиус обязан герцогу Вильгельму. Во время его понтификата власть герцога становится неоспоримой. В 1055 году Вильгельм Завоеватель преодолел один из самых серьезных кризисов и получил возможность заняться делами церкви. Видимо, герцог осознавал, насколько разнятся между собой монашеское движение и епископат, и, заботясь о будущем своего герцогства, попытался гармонизировать их деятельность путем назначения в качестве главы нормандской церкви монаха, чьи авторитет и репутация были общепризнаны. Выбор Маурилиуса, прославившегося ученостью и святой жизнью, был более чем удачным. Однако это вовсе не означает, что с 1055 года церковная жизнь герцогства начала развиваться с чистого листа. Монашеское движение продолжало набирать силу, а среди епископов Маурилиус так и остался исключением. 1035–1066 годы, несмотря на небольшой перерыв в 1054 году, следует рассматривать как единый период истории нормандской церкви. И успехи, которые были достигнуты за это время, связаны не столько с деятельностью Маурилиуса, сколько, как ни странно, с теми представлявшими новую аристократию епископами, которые так сильно от него отличались.
