выходит). И сразу на душе покой — видно, что это не Дантов ад, а советское учреждение».
Собеседник Статья Мандельштама «О собеседнике» — стихи старых поэтов у тебя в руках — это как письмо в бутылке, брошенное в море и предназначенное для нашедшего. Да, но в таком письме может быть написано только об одном — о чьей-то гибели.
«Коллективный солипсизм» — писал Шестов о большевизме.
Сосна Н. Ашукин говорил о брюсовском 7-томнике: срубили сосну сделать лодку, а сделали зубочистку.
Столоначальником придворной конторы был отец Мережковского — где-то в советское время это было переведено «сын придворного лакея».
Стоя Е. Р.: «Это явление, описываемое списком, который школа транслирует в культуру, как надписи на консервной банке. «Стоики — хорошие парни». «Только это средство подарило мне безмятежность» (Марк Аврелий в интервью газете «Покой и воля»). «Без отца-стоика я не стал бы императором» (Коммод, там же). «Ты грустен? Иди в Стою! Ты весел? Иди в Стою! Ты сенатор? Иди в Стою! Возможно совместительство по договоренности. По субботам работает лекторий. Рабам и военнослужащим скидка. Если сердцу нет покоя, успокойся, стоя в Стое!» итд.
Структурализм (или, если угодно, ДИФФЕРАНС у Деррида): см. пословицу: «краше поля межа».
Статский «Штатские доллары», выражение из письма болгарского литагентства.
Статистик Молинари показывал, что ремесло убийцы безопаснее ремесла рудокопа (Алд., Армаг. 75).
Солнечная система Анненский был неверующий. А Вяч. Иванов на вопрос «веруете ли в Христа?» загадочно ответил: «Только в пределах Солнечной системы» (восп. С. Маковского).
«Сыпью звезды называл уже Гегель» — Степун, II, 124. [293]
Raufebold, Habebald, Haltefest — Трое Могутных.
Мефистофель. — Ну, вот мои усастые рубаки! Они не одиноки в рост, и знаки Их храброго достоинства трояки: Тот эдак, этот так; а среди драки Оскалят зуб, что все твои собаки! Но ты не бойсь, тебя не загрызут — Они твою команду поведут. Сорви-Голова, молодец легко-вооруженный, в пестрой лопотине: — Пускай-ка кто затронет мою честь, Я шельме взрою кочки в образине! А смей глаза таращить — я разине И справа хлесть и слева охлепесть! Хап-Загреба, мужчина хорошо вооруженный, в знатном наряде: — И значит день валандаться в зазоре! Нет, вот замашка мудрено строга: Повстреться что с-мога — я за рога, А о разборе — после-завтра горе. Себе-на-Уме, старичок в сильном вооружении, без видимой одежды: — Но так лафа немного навезет; Дойдет к порогу и опять в дорогу, И ты в обмане; мой верней расчет: Беру помалу — берегу помногу, И старика никто не проведет. Фауст. — Благослови, к защите от беды, Чтобы сей воин стал в сии ряды, Понес вравне победные труды И спас бы честь любимой бороды! Сорви-Голова. — Ух, расхожусь — не сбердят кулачки! Увижу рожу — растворожу в крошки! Подвернет тыл — в клочки в пучки в тычки Вспетушу душу, что протянет ножки! Всяк, пору у луча, с-обща, с плеча Пусть пред собой в убой разбой колотит! И в грязь и в трясь потонет саранча — <строка пропущена> Воитель. — Средина наших что-то приуныла И мешкает насунуться… я чай, Напоперек дороги вражья сила Им подступила — невзначай? Фауст. — Так ты ступай, дорогу очищай! Хап-Загреба. — Иду! недолго хищнику царить! Заломит лих за поясницу пятки! И покутить нам будет и пожить — Добыча есть! богатые палатки Распотрошить умею до заплатки; [294] Где только до чего коснуся — хап! И всякий тут мне глядя — цап! (подвертывается полевая-щепетильница) Подбироха. — А я — что лучше — цап царап! Ведь ты, мой муженек, ты бабий раб, Сам знаешь наше женско дело: Коли что бабе в житницу назрело, У ней ни крюк из рук, ни в рот не кляп, Взорвет и рвет, пока не надоело; А уж до туль, покуда надоест, Она пудовье соликамки съест — Иди, сожитель мой, да смело! Мефистофель. — Теперь глядите — по скалам вокруг Из трещин, нор, ущелий, падей, дыр Наверх выскакивают — пыр да фыр — С мечом, щитом усастые фигуры!.. Какая тьма! и все валом валит! Впрям бесшабашны эти бедокуры, Науськать только — ляд не устоит! И вот те тьма и блеск и треск и мрак — 
