устройством души, тогда как в другие времена подобные люди вынуждены были бы искать другое занятие.
Из осуществленных тогда построек в Милане наиболее круглая – церковь св. Сатира Мученика – возведена в 1480-м, за два года до появления здесь Леонардо; и этот урбинец Браманте, кажется, был бы доволен, если бы костлявые готические храмы внезапно оказались все поглощены упитанными и круглыми, то есть в противность тому, как это говорится в Писании, жирные коровы пожрали бы тощих. Когда в 1495 году Донато было предложено па место готических, в старинном ломбардском духе барабана и купола церкви монастыря доминиканцев Санта Мария делла Грацие поставить другие, он с охотою на это согласился и, все быстро разрушив, поставил барабан в виде додекаэдра, или двенадцатигранника, – одного из правильных тел, выступающего, по мнению древних, в качестве прообраза небесной сферы. Быстро закончив кладку, Донато Браманте каждую из получившихся двенадцати граней поделил надвое при помощи арочек и колонок из обожженной глины; затем эти двадцать четыре снова поделил надвое, прикрепив посредине гирлянду либо венок, которые чередовались, действуя, таким образом, в духе метафоры Леонардо о бесконечно малых шагах, относящейся к трению.
Какую вещь ни возьми, что-нибудь она означает. Если у древних философов двенадцатигранник считался прообразом небесной сферы, знакомому с христианской символикой человеку известно, что восемь – это не иначе как воскресение. Однако не сразу можно понять, что имеет в виду Леонардо, когда рисует октаэдр, восьмигранник, и располагает по его сторонам или граням восемь малых окружностей: церковь ли с планом в виде октаэдра, поверх граней которого катятся восемь круглых капелл, или отнести рисунок к механике, если октаэдр здесь выступает в виде обоймы шарикового подшипника.
57
Применительно к временам, когда могли совместно работать, советоваться и считаться приятелями урбинец Донато Браманте и флорентиец Леонардо да Винчи, надо отказываться от обычного укоренившегося высокомерия позднейшей эпохи относительно всех предыдущих и, имея в виду величие произведений некоторых наших предшественников, по крайней мере принять как возможное величайшую глубину их рассуждения и понимания.
Наземные животные, говорил Леонардо, обладают подобием в членах тела, то есть в мускулах, нервах и костях, и больше отличаются длиной, толщиной и другими размерами. Поэтому знающему анатомию легко, как он выражается, сделаться универсальным строителем. Но из груды лошадиных костей возможно ли, так сказать, меняя местами части машины, изготовить медведя или лису?
– Нет, невозможно, – отвечает изобретатель. – Даже воспользовавшись костями животных одинакового размера и возраста, нельзя сложить другое животное, потому что, если создатель определил какой-нибудь вещи нужное место, решение его окончательное, а место единственное.
– Какая же польза от таких аналогий?
– А та, что при своей приблизительности они есть опора дальнейшему, указание пути и пища воображению.
Немногим удается листать чудесную дарохранительницу, где хранятся изобретения Мастера. Но кому это однажды будет позволено, тот испытает восторг и волнение и наиболее полно удовлетворит потребность души в поразительном или ужасном, как если ему случилось присутствовать при окончании кровопролитной битвы, и, когда дым и пыль отчасти рассеялись, стали видны ее жертвы, разъятые в целях чудовищного мучительства. Иные из этих отдельных частей или членов, кажется, сами собою непроизвольно движутся и сокращаются наподобие лягушачьей лапки, когда ее отделяют от туловища, или обрубка змеи. Так же петух, истекая кровью, бегает и хлопает крыльями как бы от радости, в то время как его голова брошена в грязи и пыли.
По мере того как воздух становится прозрачнее, взволнованное воображение успокаивается и наступает очередь внимательного рассматривания и рассуждения, когда но месте окровавленных и безобразно искалеченных членов оказываются превосходно нарисованные части машин. Если же хорошо поискать, каждой части найдется подходящая к ней другая, к этим двум – третья; а буде троица не оживает, надо искать еще что-то, четвертое, не на этом листе, так на следующем, покуда не образуется новый полезнейший вид из созданных хотя и по совету природы, но вопреки ее, можно сказать, фатальной криволинейности и излишнему разнообразию. И если чудовище Ротелло ди фико, сирена, кентавр, крылатые кони и прочее – дети воображения и неопределенности, то бесчисленное стадо машин – произведения точности, прямизны и идеальной округлости; и такое происхождение как раз позволяет изобретателю по своему желанию сочетать между собою части различных машин и получать таким образом новые виды. Действительно, прямая линия только одна, и где бы ни появлялась, она остается частью этой единственной; все линейки на свете, включая громаднейшую, какую используют плотники, родственники и близнецы и различаются только размерами, тогда как кривых линий бесконечное множество разных. Также и правильные круги: в виде зубчатых колес, подшипников или какого-нибудь другого устройства они легко сочетаются и взаимодействуют, однако малейшая неправильность и случайная кривизна тотчас устраняют такую возможность. Фантазия изобретателя упорядочивается линейкой и циркулем, поэтому его произведения могут двигаться, тогда как произведения живописца и скульптора движутся только в воображении.
Выступающий в бумажном сражении изобретатель, действуя сам против себя, если придумывает и изготовляет машины из добытых жестоким убийством и расчленением других многих машин, сочетает их различными способами, согласуясь с мнением Архимеда, который указывает, что любое механическое устройство может быть создано из трех элементов – рычага, блока и винта. Однако же древние, при их заслугах, ради красоты рассуждения готовы другой раз свести и принять за одну вещи, разделенные еще значительно большим пространством и разницей, чем на это решаются такие, как Леонардо. Поэтому к их остроумию необходимо прибавить способность современного человека сосредоточиваться на мелочах и его наблюдательность к практике. Кроме того, надо учитывать надобность в разнообразных машинах, которой древние не испытывали, упражняя изобретательность исключительно в целях войны, а в мирное время предаваясь абстракциям. Насколько сравнительно с Архимедом Леонардо приблизился к практике, видно из следующего перечисления необходимых частей или простых механизмов.
Винтовые передачи; клинья, заклепки; опоры и опорные подшипники; шпильки, оси, валы; муфты; тросы, ремни и цепи; зубчатые колеса; фрикционные колесные передачи; маховики на лебедках; соединительные тяги и рычаги; храповики, храповые механизмы; тормозные устройства; сцепления
