мне таким ехидненьким голоском, что по моим забегам с одновременным утренним собачьим сопровождением можно часы проверять с точностью до минуты. Утренний кросс, мол, одного сумасшедшего ранним утром поднимает на ноги полсела односельчан. Делая это заявление, Нинка, словно случайно, посмотрела на свои наручные электронные часики, которые на ее день рождения подарил парень по имени Белояр. Вы только представьте, как мне хотелось этому парню за эти часики набить морду, но в этот критический момент его не оказалось поблизости. А Нинка, моментально проанизировав и считав нужные ей показания с моего лица, сообразила, что ее колкость достигла желаемого результата, скромно потупила глазки, пожала плечиками и пошла прочь, небрежно покачивая бедрами.
А я, дурак, глаз не мог долго оторвать от этой девчонки.
Белояр — это мой самый лучший недруг, который совсем недавно со всей семьей переехал на постоянное жительство в наше село. Он мой одногодок и учимся мы в одной школе, но в параллельных классах. В этом году он тоже оканчивает школу. Честно говоря, этот парень довольно таки скользкий тип, я всегда натыкаюсь на него во всех своих делах. Как только познакомлюсь с интересной девочкой, то он тут как тут и начинает ее обхаживать, цветы дарить. Нинка тут же усекла эту нашу 'любовь' друг к другу и не упускает случая свести нас в клинче, но при этом строго следит за тем, чтобы мы дрались не до крови и не до серьезной травмы. Если же нам в поединке удавалось случайно разбить носы друг другу и пустить чуть- чуть крови, то в этом случае лучше было бы вообще не попадаться ей на глаза, она тут же устраивала грандиозную истерику с одновременным чтением морали о настоящей мужской дружбе.
Отключившись от заполнявших мою голову пустых размышлений и воспоминаний, я решил не тревожить покой дворовых собак и односельчан своим бегом и медленно побрел по централке. Меня занимали мысли о предстоящем сегодня экзамене по физике — последнем выпускном экзамене. По здравому размышлению, мне бояться было особо нечего, предмет я знал неплохо и мог бы даже специально не готовиться к нему. Но Валентин Валентинович вчера собирал всех выпускников и, пользуясь собственной методикой подготовки к экзаменам, быстро прогнал нас по всему объему годового учебного курса. Результаты оказались неплохими, все ученики были готовы в той или иной мере идти на экзамен.
Все бы ничего, но вчера в этой же группе вместе за одной партой сидели Нинка и Белояр. Нинка уже года два как входила в группу любителей физики и делала большие успехи в освоении школьного курса, но было неясно, каким образом Белояру удалось внедриться в наши ряды, До вчерашнего дня я ни разу не сталкивался с ним на заседаниях или рабочих коллоквиумах группы. Совершенно ясно также, что Нинка и Белояр не случайно оказались за одной партой, но вчера я не обратил внимания на это обстоятельство, промолчал и никак не реагировал должным образом на их самовольство. Я не протестовал, внешне никак не выказывал своего удивления или возмущения по поводу неожиданного появления Белояра в нашей группе. Валентин Валентинович и Нинка с громадным удивлением в этот вечер посматривали на меня, так как не понимали и, видимо, не могли себе объяснить мое столь тихое поведение. Обычно, я реагировал несколько иным образом на подобные или аналогичные выходки моих знаковых и друзей.
Они не знали и не могли знать, что в этот вечер матери стало совсем плохо и, хотя обстоятельства и вынуждали меня присутствовать на занятиях, но мысли о здоровье матери и о том, что требуется предпринимать, чтобы кардинальным образом поправить ее здоровье, в тот вечер занимали меня. Теперь вам ясно, почему я так спокойно отнесся к тому, что Белояр и Нинка сидели за одной партой и на то, что он так внезапно появился в кружке любителей физики, так как в тот момент мои мысли были только о том, как бы поскорее вернуться к больной матери.
Экзамен по физике, как и все выпускные экзамены, начинался в десять утра, поэтому у меня была уйма свободного времени до его начала.
Подходя к дому, я продолжал размышлять о том, как было бы хорошо, если бы моя мать была здоровой и молодой, то и проблем бы особых не было. По получении школьного аттестата послал бы документы в академию ВКС и стал бы готовиться к вступительным экзаменам.
Но, к сожалению, в жизни не всегда дела происходят так, как бы хотелось.
ххх
С каждым днем матери становилось все хуже и хуже, ей уже не помогали никакие лекарства. Пару раз к нам приходил сельский лекарь, фельдшер дядя Игнатус, который долго нащупывал у матери пульс, стетоскопом слушал ее сердце и все пытался приладить к ее левому плечу переносной кибер-доктор. После очередной неудачи с кибер-доктором, он повернулся ко мне и сказал:
— Ну, малец! Ну, не знаю я, что происходит с твоей матерью. Все приборы показывают, что внутри у нее все в порядке, только легкие странно попыхивают. А в тоже время у нее убывают силы и она становится физически слабой. Моего опыта и знаний не хватает, чтобы определить, чем она болеет и как ее требуется лечить. Придется тебе везти ее в город и показывать опытным городским врачам. Может быть они и смогут определить и прописать твоей матери курс лечения. Авиетку свою я тебе дам, права на вождение у тебя уже, наверняка, есть, вот и отвезешь ее сам в город.
После этого он уже не приходил, а все спрашивал, когда я повезу мать в город.
Но денег на городских врачей у нас не было, вот и пришлось мне еще до конца экзаменационной сессии вновь заняться своими коровами.
Было даже очень удобно, стадо пасется на лугу, а ты сидишь в тенечке по кустиком с учебником в руках и готовишься к экзамену. А в день экзамена я просил Николая, нашего сельского комбайнера, подменять меня в поле на полдня. Комбайн на воздушной подушке Николая один день работал, а три дня ремонтировался. В дни экзаменов он практически всегда оказывался свободным и с охотой подменял меня. Была только одна маленькая, но очень серьезная проблема, Николай любил поддать на лоне природы. И, если я задерживался после экзамена, скажем, часов до двух по полудни, то наступали кранты, после этого времени можно было и стадо не собрать. Поэтому все выпускные экзамены я старался сдавать одним из первых. Многим одноклассникам это почему-то не нравилось, когда я первым выходил к доске. Они кривились лицом и считали, что из своей пастушьей грязи я лезу в отличники и, из-за своего наивного детского эгоизма, делали все возможное, чтобы не дать первым выйти к доске. Никто из них не знал и не хотел знать мои личные или семейные проблемы. Да, честно говоря, и я сам не особенно стремился делиться сокровенным со всей этой толпой маменьких и папеньких детей.
Вот и сегодня, наверняка, кто-нибудь из них снова попытается помешать мне.
Погруженный в свои мысли я не заметил, как подошел к дому.
Мать, по-прежнему, возилась на кухне, но готовый завтрак уже стоял на столе.
Когда мама прошла в комнату с кружкой молока и большим ломтем белого хлебы, я обратил внимание на то, как она сильно постарела и, словно вся усохла. За последние несколько недель она превратилась в удивительно маленькую и сухонькую старушку, хотя моя память хранила ее статной, крупной и красивой женщиной.
Я молча сел, поцеловав на ходу маму в щеку, за обеденный стол, на котором все еще шкворчала большая сковорода яичницы. Мама молча сидела напротив меня, кротко сложа руки на коленях, и с какой-то укоризной в слезящихся от света глазах, не отрываясь, смотрела на меня. Я точно знал, что она хотела сказать мне этой своей укоризной, и постарался, как можно быстрее, проглотить завтрак, чтобы бежать из- за стола. Моей маме очень хотелось, чтобы я продолжил учебу и уехал из села, где, по ее словам, молодым ребятам моего возраста после окончания школы делать было нечего, так как в селе не было ни хорошей, ни плохой работы, ни стоящего заработка. Мама страшно не хотела, чтобы я жил от бутылки до бутылки, как это делали комбайнер Николай и дядя Игнатус.
Практически на ходу дожевывая и запихивая в горло кусок хлеба, я выскочил из-за стола и бросился во двор, выгонять из хлева Машку. Увидев меня, Машка нетерпеливо заревела и норовила поддеть меня рогами. В очередной раз, увернувшись от ее бодливого заигрывания, я выгнал ее из хлева на двор и через распахнутые ворота погнал корову дальше вниз по улице.
Когда мы вышли по центральную улицу, то достал губную гармошку и стал наигрывать популярные мелодии, чтобы все сельчане — мои работодатели — знали и слышали, что пора выгонять скот на выпас. Вскоре меня окружало стадо голов в сто коров и быков, коз и овец и мы, весело маршируя под легкую музыку, прошлись по центральной улице за околицу села.
