Гдляна по Эстонии, реабилитировал Хинта и его соучастников, хотя ранее те же члены Верховного суда страны неоднократно подтверждали обоснованность осуждения этих лиц. Пленум вынес «Частное определение» в адрес следствия, где откровенная ложь перемежалась с вольным толкованием тех или иных фактов, и более похожее на литературное творение, чем на юридический документ. Точку в этой истории поставила некоторое время спустя депутатская комиссия Съезда, которая, изучив материалы дела, пришла к выводу, что никаких нарушений закона Гдляном допущено не было и частное определение Верховного суда подлежит отмене.
С 26 апреля по 17 мая 1989 года всех подследственных из «Матросской тишины» стали вывозить в Лефортово, где Духанин и его подручные помогали «вспомнить» функционерам, что они «честные партийцы», а преступниками являются Гдлян, Иванов и «приближённые к ним следователи». Тем, кто не сразу ориентировался в происходящем, делали соответствующие уколы, помогающие освежить память. Шестилетний труд сотен следователей умельцами из КГБ сводился на нет. Оказалось, что в ЦК КПСС и других центральных ведомствах трудятся исключительно честные, порядочные люди, которых подследственные под угрозами и шантажом, оказывается, оговорили.
В начале мая 1989 года нас двоих отстранили от руководства группой, а затем и от расследования дела, а вслед разогнали и основной костяк группы – 70 наиболее квалифицированных и опытных следователей. Была сформирована новая следственная группа во главе с угробившим при Соломенцеве «золотое дело» Владимиром Галкиным, которого тут же повысили в должности. Именно о нём упоминал академик Сахаров, требовавший у Сухарева объяснений по поводу того, как Галкину удалось похоронить расследование о погромах в Сумгаите. Вскоре дело № 18/58115-83 перестало существовать как единое целое. Галкин разделил его на десятки самостоятельных дел. Более 90 процентов доказательств было поставлено под сомнение. Началось массовое освобождение из-под стражи «верных ленинцев». Материалы дела о коррупции были изъяты у нас насильно, переданы Галкину без оформления акта приёма-передачи, что позволило мошенникам от законности рассовывать по архивам либо уничтожать изобличающие высшую власть документы, ставить под сомнение любые действия предшественников. Своеобразно подбирались кандидаты на освобождение из тюрем. 22 мая был выпущен Смирнов, 30 мая – Осетров, чуть позже – Джаббаров, Раджабов, Умаров, Салимов, т.е. прежде всего делегаты XIX партконференции и лица, работавшие в ЦК КПСС. Остальные должны были ждать своей очереди.
Ну а для полного торжества так называемой «социалистической законности» руководство страны поставило задачу кардинально изменить общественное мнение, явно симпатизировавшее нашей группе, и любым путём доказать, что в ЦК КПСС, в союзных ведомствах нет и не может быть коррупции. С апреля 1989 года в средствах массовой информации началась беспрецедентная кампания шельмования «экстремистов, карьеристов, авантюристов», как нас тогда окрестили. Однако и этот поток лжи был не способен скрыть творимый властями произвол. Возмущение общественности нарастало. Поддерживало нас и большинство рядовых членов партии. Весьма своеобразной была реакция кремлёвских лидеров на эти настроения. В частности, в ответ на телеграмму группы народных депутатов СССР Горбачёву в связи с антиконституционным противодействием следствию, 29 апреля 1989 года Лукьянов принял её авторов Гавриила Попова, Сергея Станкевича, Аркадия Мурашова, Илью Заславского, Александра Кузьмина и заверил в том, что в ЦК не существует никакой комиссии по поводу расследуемого группой Гдляна уголовного дела.
Нагло соврать Анатолию Ивановичу было делом плёвым. Но уже на другой день его опроверг Пуго. 30 апреля 1989 года «Правда» опубликовала его заявление: «…Хочу проинформировать читателей «Правды», что для рассмотрения писем граждан, поступивших в связи с расследованием дел о коррупции в Узбекистане, создана Комиссия ЦК КПСС». Далее председатель Комитета Партийного Контроля перечислил «нарушения законности», допущенные Гдляном, Ивановым и их группой, о которых сообщается в многочисленных, якобы, письмах и жалобах граждан, фамилии которых не назывались. Жаль, мол, что в ЦК раньше не знали о нарушениях, давно бы навели порядок,– сетовал Пуго. А через месяц с трибуны Съезда народных депутатов СССР Лукьянов говорил прямо противоположное. Отвечая на вопрос, поступали ли в ЦК жалобы, сигналы, информация о злоупотреблениях группы Гдляна, Анатолий Иванович разоткровенничался: «Поступало довольно много. Я должен сказать, что мы на первом этапе очень верили этой группе… Когда этот процесс перешёл из количества в качество, тогда только была создана комиссия КПК при ЦК КПСС…»
О правомерности существования партийной комиссии по конкретному уголовному делу 3 мая 1989 года публично заявил и другой юрист – Горбачёв в Моссовете на встрече народных депутатов СССР с членами Политбюро.
Вот так и врали без зазрения совести, не заботясь даже о том, чтобы соблюсти хоть какие-то приличия. Впрочем, до приличий ли было, когда уходила почва из-под ног…
Правда, некоторые коррективы в свои планы кремлёвским вождям всё же пришлось вносить. Даже они стали осознавать нелепость и незаконность существования комиссии ЦК. Поэтому её тихо, без лишней огласки распустили. Но это вовсе не означало, что восторжествовал Закон. Эстафету продолжила комиссия Президиума Верховного Совета. Её возглавил на сей раз Сухарев, который в качестве председателя комиссии должен был проверить деятельность … Генерального прокурора СССР Сухарева и его подчинённых.
Оригинально, не правда ли? Добавим, что комиссия трудилась просто с космической скоростью. Уже 20 мая 1989 года во всех центральных изданиях, кроме «Крокодила», «Мурзилки» и «Пионерской правды», было опубликовано подготовленное на Старой площади заключение. Его, кроме Сухарева и Крючкова, подписали союзный министр юстиции Кравцов, министр внутренних дел Бакатин, первый заместитель председателя Верховного суда СССР Гусев, академик Кудрявцев и другие сановные юристы, обслуживающие ЦК КПСС. Буквально в считанные дни они установили, что следственная группа Гдляна годами чинила произвол с целью «искусственно расширить круг обвиняемых в коррупции ответственных работников», вплоть до, вы только подумайте, руководства партии!
Потребовала корректив и развязанная против опальных следователей кампания «информационного террора», которую на Олимпе власти посчитали недостаточно эффективной. В мае 1989 года персональная ответственность за этот важнейший участок партийной работы была возложена на подлинных мастеров дезинформации. В результате появился следующий документ.
«Коммунистическая партия Советского Союза
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ
Совершенно секретно
№ П158/3
ЛИЧНО
Т.т. Горбачёву, Рыжкову, Зайкову,
Медведеву, Чебрикову, Лукьянову,
