Восьмое. Я спрашиваю вас: хотите ли вы, в особенности женщины, чтобы правительство делало всё возможное, чтобы побудить немецких женщин отдать все свои силы работе на военную экономику, а также освободить мужчин для фронта везде, где это только возможно, тем самым оказав помощь мужчинам на фронте?
Девятое. Я спрашиваю вас: одобрите ли вы, в случае необходимости, самые радикальные меры против небольшой кучки уклонистов и спекулянтов, делающих вид, будто сейчас не война, а мир, и использующих народную нужду в своих корыстных целях? Согласны ли вы, что наносящие вред военной экономике должны лишиться головы?
Десятое, и последнее. Я спрашиваю вас: согласны ли вы, что прежде всего во время войны, согласно платформе национал-социалистической партии, все должны иметь одинаковые права и обязанности, что тыл должен нести тяжёлое бремя войны совместно и что бремя следует поровну разделить между начальниками и простые служащими, между богатыми и бедными?
Я задал вопросы, и вы мне на них ответили. Вы — часть народа, и ваши ответы — это ответы немецкого народа. Вы сказали нашим врагам то, что они должны были услышать, чтобы у них не было никаких иллюзий и ложных идей.
Сейчас, так же как и в первые часы нашего правления и в последующие десять лет, мы тесно сплочены с немецким народом. За нами — самый могучий союзник на всей земле, сам народ, и он полон решимости следовать за Фюрером, что бы ни случилось. Он готов нести самое тяжёлое бремя, лишь бы это привело к победе. Какая сила на земле сможет помешать нам достичь этой цели? Мы должны победить, и мы победим! Я стою сейчас перед вами не только как представитель правительства, но и как представитель народа. Вокруг меня — мои старые партийные товарищи, занимающие высокие народные и правительственные посты. Рядом со мной сидит товарищ Шпеер. Фюрер поручил ему крайне важную задачу по мобилизации немецкой военной промышленности и снабжению фронта всем необходимым оружием. Рядом со мной сидит товарищ Лей. Фюрер возложил на него руководство немецкими рабочими, включая обучение их беспрестанной работе на военную экономику. Мы в глубоком долгу перед товарищем Заукелем, которому Фюрер поручил доставить в Рейх сотни тысяч рабочих для поддержки нашего народного хозяйства; это то, что наш враг сделать не в состоянии. С нами также все руководители партии, армии и правительства.
Мы — дети народа, сплочённые самым критическим моментом за всю нашу национальную историю. И мы обещаем вам, обещаем фронту, обещаем Фюреру, что мы превратим тыл в такую силу, которой Фюрер и его сражающиеся солдаты смогут полностью доверять. Мы торжественно клянёмся, что будем делать в нашей жизни и работе всё, что необходимо для победы. Мы наполним наши сердца политическим рвением, вечным огнём, пылавшим во время великих битв партии и государства. Никогда во время этой войны мы не позволим себе стать жертвой лживой и лицемерной объективности, которая столько раз приносила великие беды немецкому народу на протяжении его истории!
Когда началась война, мы обратили наш взор к народу и только народу. То, что служит его борьбе за жизнь, — хорошо, и это надо поощрять. То, что вредит его борьбе за жизнь, — плохо, и это надо устранять и искоренять. С горячим сердцем и холодной головой мы преодолеем нелёгкие проблемы этой стадии войны. Мы на пути к окончательной победе. И победа эта покоится на нашей вере в Фюрера.
В этот вечер я хочу ещё раз напомнить всему народу о его долге. Фюрер ждёт, что наши будущие поступки затмят всё, что мы делали до сих пор. Мы не хотим обмануть его ожиданий. Так же, как мы гордимся им, он должен гордиться нами.
Великие кризисы и потрясения в народной жизни показывают, кто настоящий мужчина и кто настоящая женщина. У нас больше нет права говорить о слабом поле, ибо оба пола проявляют ту же решимость и ту же духовную мощь. Народ готов на всё. Фюрер приказал, и мы последуем за ним. В этот час национальных раздумий и размышлений мы твёрдо и непоколебимо верим в победу. Мы видим её перед собой; нам нужно только протянуть к ней руку. Мы должны научиться подчинять ей всё. Таков долг данной минуты. И наш лозунг должен быть таким: «Воспрянь, народ, и пусть грянет буря!» (Заключительные слова министра потонули в нескончаемых бурных аплодисментах.)
Глава 4
Мимикрия
Mimicry. «Das Reich», 20 июля 1941 г.
Статья, опубликованная в нацистской газете «Das Reich» 20 июля 1941 года, вскоре после нападения Германии на СССР. Одна из самых яростных и удачных нападок Геббельса на евреев.
Энциклопедическая справка. МИМИКРИЯ (англ. mimicry, от греч. mimikos — подражательный), у животных один из видов покровительственной окраски и формы, при котором животное похоже на предметы окружающей среды, растения, на несъедобных или хищных животных. Способствует сохранению животного в борьбе за существование. В переносном смысле: беспринципное приспособление к окружающим общественным условиям. Один из самых известных примеров животного, обладающего мимикрией, — хамелеон.
Евреи — мастера подстраиваться под окружение, при этом нисколько не меняя своей натуры. Они — хамелеоны. Они обладают природным чутьём, позволяющим им чувствовать опасность, а их стремление к самосохранению, как правило, даёт им надлежащие пути и способы для избежания опасности безо всякого риска для своей жизни и без необходимости обладать смелостью. Обнаружить их коварные и скользкие методы не так-то легко. Нужно быть опытным специалистом по евреям [евреологом —
Евреи зовут это хуцпой. Хуцпа — это чисто еврейское выражение, которое просто нельзя перевести на какой-либо другой язык, поскольку хуцпа — это понятие, которое можно обнаружить только среди евреев. Другим языкам не нужно было придумывать такое слово, поскольку сей феномен им незнаком. Хуцпа — это беспредельная, дерзкая и невероятная наглость и бесстыдство.
После того как мы имели сомнительное удовольствие столкнуться с евреями, мы имели более чем достаточно примеров типичной еврейской черты характера, называемой ими хуцпой. Трусы стали героями, а порядочные, работящие и отважные люди — презренными идиотами или дураками. Жирные и потные биржевики преподносили себя как коммунисты, спасающие мир, а бравых солдат изображали как животных. Нормальные семьи с издёвкой называли питомниками, в то время как полигамию расхваливали как высшую форму человеческого развития. Самый отвратительный хлам, какой только мог создать человеческий разум, представлялся как великое искусство, в то время как подлинное искусство презрительно называли китчем. Убийца был не преступником, а жертвой.
Такова была система общественного обмана, которая, если её применять достаточно долго, калечит народ как в культурном, так и в духовном плане и со временем подавляет любой вид обороны. До национал-социализма Германия была прямо посреди этой смертельной опасности. Если бы наш народ в
