случайностью.
§ 334 Спор между государствами, поскольку особенные воли не приходят к соглашению, может быть поэтому решен лишь войной. Но какие именно нарушения (а такие нарушения в охватываемой государством широкой области отношений, к которым прибавляются еще многообразные отношения между членами разных государств, могут совершаться легко и в изобилии) могут рассматриваться как неисполнение трактатов, противоречие признанию или оскорбление чести, это остается само по себе неопределенным, так как государство может влагать свою бесконечность и честь в каждую из своих подробностей, и оно тем более склонно к такой возбудимости, чем больше крепкая индивидуальность побуждается длительным миром внутри страны искать и создавать себе материал для деятельности в области внешней политики.
§ 335 Но помимо этого, государство как духовное вообще не может остановиться на том, чтобы обращать внимание лишь на действительность нарушения, а непременно к этому еще присоединяется в качестве причины споров представление о нарушении, как об угрожающей со стороны другого государства опасности, причем восходят или спускаются к большим или меньшим вероятностям, к предположениям о намерениях и т.д.{352}
§ 336 Так как государства со стороны их самостоятельности суть в отношении друг друга особенные воли, и сила самих трактатов покоится на этом обстоятельстве, а особенная воля целого есть по своему содержанию его благо вообще, то последнее является высшим законом в поведении государства по отношению к другому государству, тем паче, что идея государства именно и состоит в том, что в ней упраздняется противоположность между правом как абстрактной свободой и наполняющим особенным содержанием, благом, и первое признание государств (§ 331) имеет в виду их как конкретные целые.
§ 337 Субстанциальное благо государства есть его благо в качестве особенного государства, взятого в его определенном интересе, в данном определенном состоянии и в столь же своеобразных внешних обстоятельствах и особенных договорных отношениях; правительство, следовательно, представляет собою особенную мудрость, а не всеобщее провидение (ср. § 324), равно как и целью в сношениях с другими государствами и принципом для суждения о справедливости войн и трактатов является не всеобщая (филантропическая) мысль, а действительно пораженное или угрожаемое благо в его определенной особенности.
Примечание. Одно время много рассуждали о противоположности между моралью и политикой и о требовании, чтобы вторая согласовалась с первой. Здесь мы должны лишь заметить вообще, что благо государства имеет совершенно другое оправдание, чем благо отдельного лица, и нравственная субстанция, государство, имеет свое наличное бытие, т.е. свое право, непосредственно не в абстрактном, а в конкретном существовании, и что лишь это конкретное существование, а не одна из многих мыслей, считаемых моральными заповедями, может быть принципом его деятельности и поведения. Воззрение о мнимой несправедливости, всегда оказывающейся в этой мнимой противоположности на стороне политики, на самом деле скорее имеет своим основанием поверхностность представлений о морали, о природе государства и его отношении к точке зрения морали.
§ 338 Вследствие того, что государства взаимно признают друг друга как таковые, даже в войне, даже в этом состоянии бесправия, насилия и случайности, остается еще объединяющая связь, в которой они друг {353}друга признают в себе и для себя сущими, так что в самой войне война определена как нечто, долженствующее быть преходящим. Она содержит поэтому в себе международное правовое определение, устанавливающее, что в ней сохраняется возможность мира, что, следовательно, послы должны быть неприкосновенны и что война вообще не ведется против внутренних учреждений и мирной, семейной и частной жизни, не ведется против частных лиц.
Прибавление. Новейшие войны ведутся поэтому человечно, и одно лицо не ненавидимо другим лицом. В худшем случае личная враждебность появляется у стоящих на передовых позициях, но в войске как войске вражда есть нечто неопределенное, отступающее на задний план перед долгом, который каждый уважает в другом.
§ 339 Во всем остальном взаимоотношения на войне (например, то обстоятельство, что берут пленников) и те права, которые в мирное время одно государство предоставляет подданным другого государства касательно частных сношений и т.д., основаны на нравах наций, как на сохраняющейся при всех обстоятельствах внутренней всеобщности поведения.
Прибавление. Европейские народы образуют одну семью по всеобщему принципу их законодательства, их нравов, их образования, и соответственно этому модифицируется международное правовое поведение в том состоянии, при котором в общем господствует взаимное причинение зла. Отношение государств к другим государствам изменчиво; нет претора, который решил бы спор; высшим претором является лишь всеобщий в себе и для себя сущий дух, мировой дух.
§ 340 Так как государства в своем отношении друг к другу выступают как особенные, то имеет место в высшей степени оживленная и принимающая огромные размеры игра внутренней особенности страстей, интересов, целей, талантов и добродетелей, насилия, несправедливости, пороков, – игра, в которой само нравственное целое, самостоятельное государство, подпадает под власть случайности. Вследствие их особенности, в которой они как существующие индивидуумы имеют свою объективную действительность и свое самосознание, принципы народных духов суть вообще ограниченные, и их судьбы и деяния в их взаимоотношениях представляют собою выступающую в явлении диалектику конечного характера этих духов, из которой всеобщий дух, {354} мировой дух, столь же порождает себя, сколь и судит их по своему праву – а его право есть наивысшее, – во всемирной истории, как во всемирном суде.
