их начинают считать установленными фактами. Юристы не менее филологов исследовали по отношению к римскому праву мельчайшие детали и смешали их с гипотезами. Результат был таков, что всю древнейшую римскую историю признали баснословною, вследствие чего эта область и была целиком предоставлена эрудиции, которая всегда оказывается наиболее многоглаголивой именно там, где всего меньше можно извлечь. Если, с одной {265}стороны, утверждают, что в поэзии и в мифах греков содержатся глубокие исторические истины, и они истолковываются как история, то относительно римлян, наоборот, утверждают, что у них непременно должны были существовать мифы, поэтические воззрения и что в основе того, что до сих пор принималось за прозаические и исторические факты, лежат эпопеи.
После этих предварительных замечаний мы переходим к описанию территории.
Центром римского мира является Италия, подобно Греции образующая полуостров, но не столь изрезанный. В этой стране сам город Рим образует центр центра. Наполеон затрагивает в своих воспоминаниях вопрос о том, какой город оказался бы наиболее пригодным в качестве столицы Италии, если бы она была самостоятельна и составляла единое целое. Рим, Венеция, Милан могли бы претендовать на это, – но тотчас же обнаруживается, что ни один из этих городов не являлся бы центром. Северная Италия образует бассейн реки По, и она совершенно отличается от собственно полуострова; Венеция имеет отношение только к северной Италии, а не к югу, а Рим конечно может быть центром для средней и для южной Италии, но лишь искусственно и насильственно для тех стран, которые были подчинены ему в северной Италии. И географически и исторически римское государство основано на насилии.
Итак, территория Италии не представляет того естественного единства, каким обладала Нильская долина; в Италии единство было подобно тому, которое благодаря своему господству Македония придала Греции; но Италии недоставало той духовной связи, которая существовала в Греции благодаря одинаковости культуры, потому что Италия была населена весьма разнородными племенами. Нибур предпослал своей римской истории весьма ученый трактат о народах Италии, из которого однако вовсе не выясняется их связь с римской историей. Вообще историю Нибура следует признать лишь критикой римской истории, так как история Нибура состоит из ряда трактатов, вовсе не отличающихся единством, свойственным истории.
Мы видели, что общим принципом римского мира является субъективный внутренний мир. Поэтому в ходе развития римской истории внутренняя замкнутость, самодостоверность в себе самом, переходит во внешнюю реальность. Принцип субъективного внутреннего мира сперва осуществляется и получает содержание лишь извне, благодаря частной воле, стремившейся к господству, благодаря воле правительства и т.п. Развитие состоит в очищении внутреннего мира, благодаря {266}которому возникает абстрактная личность, которая придает себе реальность в частной собственности, и тогда высокомерные личности могут быть сдерживаемы лишь деспотическою властью. Общий ход развития римского мира таков: переход от священного внутреннего мира к противоположному. Ход развития здесь не таков, как в Греции, где принцип лишь развивал и расширял свое содержание; но развитие является переходом к противоположному, которое не оказывается гибельным, но которого требует и к которому приводит сам принцип.
Что же касается определенных разграничений в римской истории, то обыкновенно ее разделяют на периоды царской власти, республики и империи, как будто в этих формах выражались принципиальные различия; но в основе этих форм развития лежит один и тот же принцип римского духа. Наоборот, мы должны при разделении иметь в виду ход всемирной истории. Уже прежде история всякого всемирно- исторического народа разделялась на три периода, и этот план должен оправдаться и здесь. Первый период обнимает собой первоначальную историю Рима, в которой по существу противоположные определения еще почиют в спокойном единстве, пока противоположности не усилятся и государственное единство не окрепнет вследствие того, что оно породило из себя противоположность и содержит ее в себе как существующую. Во второй период государство дает этой силе внешнее применение и выступает на всемирно-историческую арену; это – прекраснейшая эпоха римской истории: Пунические войны и соприкосновение с предшествующим всемирно-историческим народом. Открывается более обширная арена на Востоке. Историю в эпоху этого соприкосновения изложил благородный Полибий. С тех пор римское государство расширялось, стремясь к завоеванию мира, и это подготовило его упадок. Наступила внутренняя дезорганизация, так как из противоположности развилось противоречие в себе и получилось полное несоответствие; эта дезорганизация кончается деспотизмом, которым характеризуется третий период. Здесь римская мощь является величественной, блестящей, но в то же время она глубоко подорвана в себе, и христианская религия, возникающая вместе с империей, получает значительное распространение. Наконец к третьему периоду относится и соприкосновение с Севером и с германскими народами, которые затем должны стать всемирно-историческими.{267}
Отдел первый.
РИМ ДО ВТОРОЙ ПУНИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ
Глава первая.
Элементы римского духа
Прежде чем перейти к римской истории, мы должны охарактеризовать элементы римского духа вообще и прежде всего рассмотреть и исследовать возникновение Рима. Рим возник вне страны, а именно в том углу, где соприкасались три различные области – области латинян, сабинян и этрусков; он образовался не из одного древнего племени, которое объединялось бы естественною патриархальною связью, происхождение которой терялось бы в глубокой древности (как например у персов, которые однако уже и тогда господствовали над обширным государством), – Рим с самого начала был чем-то искусственным, насильственным, не первоначальным. По преданию, потомки троянцев, приведенных Энеем в Италию, основали Рим; прежде очень любили устанавливать связь между основанием городов и переселениями из Азии, и в Италии, во Франции и даже в Германии (Ксантен) имеются некоторые города, которые ставят свое основание или свои имена в связь с троянцами, спасшимися бегством. Ливий говорит о древних трибах в Риме, о Ramnenses, Titienses и Luceres; если же хотят считать их различными племенами и утверждают, что они, собственно говоря, явились теми элементами, из которых образовался Рим, – взгляд, который очень часто отстаивался в последнее время, – то это прямо противоречит историческим свидетельствам. Все историки единогласно повествуют, что уже в древности на холмах Рима бродили пастухи под предводительством вождей, что первоначально Рим существовал как разбойничье государство и что с трудом удалось объединить живших порознь обитателей окрестностей для совместной жизни. Упоминаются и подробности всего этого. Вьшеупомянутые разбойничавшие пастухи принимали всех желавших присоединиться к ним (Ливий называет это colluvies)[19]; {268}сброд стекался в новый город из всех тех областей, между которыми находился Рим. Историки констатируют, что этот пункт на холме на берегу реки был выбран очень удачно и что он был очень удобен для того, чтобы сделаться убежищем для всяких преступников. Историческим фактом является и то, что в новом государстве не было женщин и что соседние государства не желали заключать с ними connubia (браки); эти два обстоятельства характеризуют новое государство как разбойничью шайку, с которой другие государства не желали иметь ничего общего. И они отклоняли приглашения на праздники в честь богов, и только сабиняне, простой земледельческий народ, у которых, как выражается Ливий, господствовало tristis atque tetrica superstitio[20], отчасти побуждаемые суеверием, отчасти из страха, являлись на эти праздники. Затем похищение сабинянок является общепризнанным историческим фактом. Уже в нем проявляется та весьма характерная черта, что религией воспользовались как средством для достижения цели нового государства. Другой способ расширения заключался в том, что жители завоевываемых окрестных городов были насильно переселяемы
