Затем на площадь вывели целую группу синих – я насчитала тридцать человек. Из вежливости или в насмешку им оставили их трехцветные республиканские кокарды. Пленники были в длиннополых мундирах с широкими отворотами, в портупеях, перекрещенных на груди. «Как Гаспар», – мелькнула у меня мысль.
– Мы будем убивать вас маленькими партиями! – заорал кто-то из окружения Шаретта. – По тридцать человек и каждый день! Это называется убивать «четками», ей Богу, славно придумано!
– Пойдем, – сказала я Брике. – Пойдем быстрее!
Я не желала созерцать это дальше. С лихорадочной поспешностью спустившись с дерева, я зашагала прочь от площади. Да-да, подальше отсюда, и как можно скорее. По крайней мере, на расстоянии все будет казаться не таким ужасным.
– Мы не останемся здесь, Брике. Пусть нас лучше убьют синие, но мы не останемся у Шаретта ни за что. Иначе я в один прекрасный день сойду с ума.
Я вдруг почувствовала странное воодушевление. Выход найден! Еще минуту назад мне казалось, что я попала в заколдованный круг и мне некуда деться. Это угнетало меня. Теперь я знала, что сделаю. Я уеду из отряда Шаретта и присоединюсь к какому-нибудь другому вандейскому предводителю. Не может быть, чтобы все они были похожи на Шаретта. Если он ненавидит их, стало быть, они от него отличаются. Я слышала, среди них есть Боншан, которого все называют добряком. А еще д'Эльбе, Ларошжаклен – благородный рыцарь, экзальтированный католик Кателино, Жоли, Буленвилье, Тен-теньяк…
– Мадам, да постойте вы! Неужто вы не замечаете? Тот толстый увалень уже который час за нами бродит.
Голос Брике возвратил меня к реальности.
– Ты хочешь сказать, что за нами кто-то следит?
Я обернулась. Сумерки уже сгустились, но отблески затухающих пожаров разгоняли ночную темноту. Брике был прав, кто-то шел за нами.
– Что вам угодно, сударь? Мы вовсе не нуждаемся в вашем обществе!
Мне показалось, что массивная тень злорадно засмеялась. Свет упал на лицо незнакомца. О, я легко узнала эти слипшиеся светло-каштановые волосы, обрюзгшее лицо, косо стесанный подбородок.
– Какой ужас, – прошептала я в замешательстве. – Герцог де Кабри?
Он снова плотоядно засмеялся, приближаясь ко мне.
– Узнали, не так ли? Конечно!
Я молчала, подсознательно чувствуя, что смеется он потому, что получил возможность сделать мне какую-нибудь пакость.
– Как чудесно то, что мы снова встретились, мадам. Правда? Ведь при прошлой встрече мы и словом не обмолвились. Но я вижу, что вы не очень-то рады нашей встрече. Это на вас холодный душ так подействовал, что ли? Ведь это я толкнул вас в воду, хотя вы и предпочли не жаловаться на мой поступок.
– Вам незачем сообщать мне это. Я, как и раньше, считаю вас мерзавцем. Но поскольку судьба свела нас в одном лагере, я полагаю…
– Все, что вы полагаете, ошибочно, будьте уверены. Вы полагали, что меня расстреляли синие, а я жив. Я спасся, как и вы. Вы полагали, что больше не повстречаете меня, а вышло иначе. Судьба явно идет против вас.
– Прощайте, – сказала я холодно. – Ни до чего умного вы, как я и ожидала, не додумались.
– Вы не уйдете, – произнес он угрожающе и в то же время упиваясь своими словами.
– Интересно, что же мне помешает?! – воскликнула я.
– Человек, которого вы видите перед собой. Мне приказано прикончить вас одним выстрелом, если вы попытаетесь покинуть Машкуль или убежать из отряда.
Эти слова, как смерч, пронеслись у меня в голове, дошли до сознания. Кабри преследует меня по приказу сверху. Но, черт возьми, усерднее и страшнее тюремщика трудно было найти.
– Кто же вам приказал стеречь меня? Шаретт?
– Да.
– И зачем?
– Затем, чтобы уложить вас к себе в постель, дорогая. Уж вам-то это должно быть ясно. Увы, милочка, нынче для вас нет никакой иной перспективы. Только объятия кровавого графа де Шаретта де ла Контри. И я очень рад уверить вас, что любые ваши уловки будут тщетны. Я – вы это сами прекрасно знаете – не поймаюсь ни на какой крючок. Так что не тратьте усилий и не создавайте всякие увлекательные планы в вашей изобретательной головке. И мне чертовски приятно говорить вам это.
Я не желала с ним разговаривать. Не желала ничего слушать. Зажав уши руками, я побежала прочь.
Теперь уже назад, в город.
Была ужасная ночь. Темное, затянутое тучами небо рассекала ослепительно-голубая молния, и оглушительно гремел гром. Ливень не прекращался ни на минуту. Все пропиталось водой – одежда, порох, боеприпасы. Земля размокла, в жидкой грязи можно было утонуть по колено. Шум ливня смешивался с грохотом мощных валов, обрушивающихся на стены города. Это был океан.
Непрерывно гремела канонада пушек. Ядра свистели над окопами и взрывались где-то позади, осыпая всех грязью и оглушая шумом. Мы с Мьеттой уже который час лежали на дне бивуака, не решаясь взглянуть наружу. Лежали вымокшие, продрогшие, грязные и только молились, чтобы ядро не попало в нас.
Было 29 марта 1793 года, страстная пятница. Уже три дня вандейское воинство безуспешно осаждало с суши крупный фортификационный пункт, город Ле-Сабль-д'Олонн.
