– Ничего страшного. Разожги поскорее камин, если ты не хочешь, чтобы я замерзла насмерть.
Брике повиновался. Мокрый хворост скорее не горел, а тлел, но мне хотелось оказаться поближе к камину. Мальчишка помог мне передвинуться к огню. Я убедилась, что ходить еще не могу.
На полу трактира все так же валялись трупы. Старый Паскаль, трактирщик, которому сожгли ноги, и его замученная жена. Торговец был пригвожден к креслу пикой, Я закрыла глаза, не в силах созерцать это.
– Двоих судейских они бросили в колодец, – сказал Брике.
– А все три девочки умерли. Одна совсем недавно. Я давал ей воды, но она меня так и не услышала. «Поджариватели» их тоже изнасиловали.
– А остальные женщины?
– Они их увезли с собой. Я видел. Связали, перебросили через седла и увезли. И у вас, как я заметил, деньги забрали.
Я пошарила у пояса. Действительно, кошелька нет. Забрали даже те жалкие деньги! Подходящий промысел для человека, приписывающего себе титул виконта. А изнасиловать девочек! Я раньше о таком даже не слыхивала.
– Где ты берешь воду, Брике, если в колодце трупы?
– Так поблизости есть река, мадам.
– Ах да. Река Сарта.
Ночь прошла скверно. Меня то до костей пробирал холод, и я натягивала на себя все тряпки, что были вокруг, то трясла лихорадка, и я начинала бредить. Раны от побоев невыносимо ныли, лицо горело. Приходя в сознание, словно выныривая из темной бездны, я видела вокруг себя мрачные стены трактира, тусклый отблеск головешек в очаге и содрогалась при мысли о том, что рядом со мной трупы.
Утром я долго не могла подняться, разминая руки и ноги. Было ужасно холодно. Брике по моему приказанию отправился на поиски хвороста, а заодно и за водой. Как истинный парижанин, он не умел колоть дрова, и приходил в возмущение оттого, что должен заниматься такой работой.
«Если я не съем хоть чего-нибудь, – сказала я себе, – я так и умру в этом «Золотом погребке». Мне нужно встать».
Раны и кровоподтеки ныли, словно меня избили только вчера. Держась рукой за стену, я сперва поднялась на колени, а потом уж встала на ноги. Шатало, как после пьяной оргии. Башмаков нигде не было видно, от юбки остались лохмотья, корсаж с трудом стягивается на груди. Волосы, перемазанные грязью и кровью, падали на лицо…
Сволочи! Проклятые сволочи, и самый большой мерзавец среди них – виконт де Маргадель, их главарь, этот рыжий кабан!
Мерзавец – это еще чересчур мягко сказано.
Я с трудом прошлась по трактирному залу, вздрагивая от остекленевших взглядов мертвецов. Четыре трупа. Хоть бы уйти отсюда поскорее!
Кладовка была пуста. Я нашла только горсточку муки и несколько унций ржи, смешанной с золой. Когда вернулся Брике, мы разожгли огонь и поставили кипятить воду. Затем всыпали в горшок найденную мною муку – вот и получился суп.
Брике хлебал деревянной ложкой это варево и морщился. Я предпочитала не проявлять своего отношения к этому мутно-белесому супу. Он был горячий, только что с огня, и я чувствовала, что согреваюсь. Кровь прилила к щекам, боль почти угасла.
– Мадам, это ж только вода!
– С мукой, – добавила я.
– Вы думаете, этим можно наесться?
– Другого у меня нет.
Втайне я сознавала, что Брике прав. Голод будет терзать нас больше и больше, если мы не утолим его чем-нибудь более существенным. Послышался какой-то звук – грустный, протяжный, заунывный. Я удивленно подняла голову.
Брике смотрел на меня, ничего не понимая. Разозлившись, я отвесила ему подзатыльник:
– Болван! Ты сидишь здесь два дня и ничего не слышишь? Это же корова мычит! Ко-ро-ва! Недоенная, понимаешь? Вот напасть мне с таким помощником!
Как была босиком, я пошла в хлев. Так и есть, корова. Значит, мы получим молоко… Немного, конечно, и только один раз, потому что нам нечем покормить это животное. Господи Иисусе, спасибо тебе за то, что ты придумал корову!
– Брике, берись за дело!
Мальчишка отскочил от меня как ужаленный.
– Ну да! Я в жизни коров не видел!
Я покачала головой. А я видела? Даже представить невозможно, как я была далека от этого!
– Ну-ка, держи ее за рога! Хоть это ты можешь сделать, несчастный?
С нескрываемым страхом я прикоснулась к набухшему болезненному вымени. Ободранные руки ныли, и я сжимала зубы от боли. К счастью, корова словно чувствовала, что я хочу принести ей облегчение. Белые струи – свежие, теплые, пряные потекли на дно грязного деревянного ведра.
В хлеву я обнаружила и свинью – худую, почти умирающую, безразлично лежащую на боку. В корыте, к которому свинья не хотела притрагиваться, было несколько испорченных картофелин, капустные кочерыжки и добрая порция какой-то непонятной каши. Я тщательно собрала все это в тряпку. В огороде, порывшись в
