– А ты уверен, что ты не в беде?
– Совершенно уверен. Я думаю… – Сенмут раскинул руки движением, которое выдавало одновременно восторг и внутреннее освобождение, – я думаю, что судьба меня все-таки не минует.
– Надеюсь, ты прав. До свидания, Сенмут.
– До свидания, Бения.
– Смотри, пиши!
– Обязательно!
Сенмут помахал Бенин рукой. Не успел еще друг скрыться из виду, а юноша уже бежал к своей келье, зовя на ходу раба. Надо помыться, сменить одежду, побрить голову – и все за один час. «Обязательно, – твердил он про себя, – обязательно». Что это значило, он и сам не знал.
Ровно час спустя, умытый, побритый и одетый в шуршащий накрахмаленный лен, Сенмут поднялся на вершину травянистого холмика и замер, глядя вниз, на кромку священной воды. Слева вдали тихо покачивалась на волнах божественная барка, ее золоченые мачты и серебряный нос вспыхивали в лучах высоко стоящего солнца. Но взгляд юноши не задержался на ней, ибо прямо внизу, на пестрых подушках, разбросанных по голубой тростниковой циновке, ждала его судьба. Две женщины и девочка. «Да, это она», – подумал он и ощутил неожиданный прилив удовольствия. Стоя на коленях рядом с корзинкой из ивовых прутьев, она разговаривала с Нозме и Тийи, которые сидели тут же. В тот самый миг, когда он замешкался наверху, девочка словно почуяла его приближение, подняла голову и жестом приказала женщинам уйти, что они сразу и сделали. Она поднялась на ноги и стоя ждала его приближения. Ему казалось, что он спускается с холма целую вечность, но вдруг он оказался на коленях, лицом в теплой душистой траве, протянув к ней руки.
Она мягко притронулась ногой к его плечу.
– Итак, жрец, ты пришел, – сказала она. – Можешь встать. Он встал и уставился на пальцы своих ног с таким вниманием, точно впервые их видел.
Тут же последовало возмущенное восклицание:
– Смотри на меня! Такие глупые манеры не к лицу человеку, который, ни минуты не сомневаясь, на закорках протащил меня через все мои владения!
Ее голос ничуть не изменился; он был все такой же властный и требовательный, с высокими, пронзительными детскими нотками. Но, едва подняв голову и взглянув в ее широко расставленные черные глаза, увидев твердый квадратный подбородок и крупный, хорошо очерченный рот, он был поражен. Она была та и не та: высокая и тоненькая, как прежде, косточки, как и полагается в ее возрасте, тонкие, словно птичьи, и все же за прошедшие три месяца детство спало с нее, точно шелуха. Она обещала стать прелестной женщиной, и он сразу это почувствовал. Но не только это. В этом оценивающем взгляде, в полуулыбке, что играла на ее губах, чувствовалось недавно пришедшее осознание связи истории и крови и пока еще неотчетливая, пробуждающаяся сила.
Какое-то время они глядели друг на друга, потом Хатшепсут довольно кивнула, словно увидела то, что хотела, и сделала ему знак садиться:
– Садись здесь, рядом со мной. У меня, правда, нет старого доброго засаленного одеяла, но, может, старая добрая засаленная циновка сойдет? Знаешь, совсем забыла, какое у тебя лицо, но вот увидела тебя снова – и удивляюсь, как это могло быть. Ты ведь не изменился за последнее время, правда?
Она наклонилась ближе:
– Много девчонок из озера Амона с тех пор вытащил? Она засмеялась, он улыбнулся ей в ответ. Она опустила обе руки в корзину и вытащила оттуда двух котят, одного из которых осторожно положила на его покрытые белой тканью колени.
– Кошка Небанума принесла двоих, и он отдал их мне. Они особенно священные. Их мать происходит из храма богини Бастет и видит демонов в ночи. Хочешь одного?
Сенмут погладил серую шерстку, котенок мяукнул и беспомощно уцепился лапками за его одежду. Это были красивые зверьки – стройные, гибкие, с заостренными мордочками и хитрыми раскосыми глазами. Юноша, как все египтяне, любил кошек и потому со всей серьезностью поблагодарил ее за щедрость.
– Я должен попросить разрешения у моего филарха, но не думаю, чтобы он стал возражать, особенно учитывая их почтенное происхождение.
Он слышал о диких, разнузданных ритуалах, которые окружали культ богини-кошки Бастет, и с любопытством взглянул на Хатшепсут, но та лишь улыбнулась в ответ, склонив голову к плечу. Бастет принадлежала к старому порядку вещей, ныне почти забытому в космополитических Фивах, где безраздельно царили Амон, Мут и Хонсу.
– Ну, жрец, и чем же ты занимался с тех пор, как мы встречались в последний раз? – спросила она у него.
Прежде чем ответить, Сенмут положил котенка на траву, обхватил руками колени и перевел взгляд на недвижную гладь озера. Он не знал, для чего она позвала его сюда, и, хотя встреча их была довольно дружеской, результат был непредсказуем, поэтому он решил, что следует подбирать слова с осторожностью. Использовать расположение Хатшепсут в своих целях ему и в голову не приходило. Он только хотел узнать ее получше, ему казалось, что судьба нарочно свела их вместе и подарила ему еще одного друга. За нерушимым кастовым барьером, который на веки вечные разделил его и это золотое дитя, Сенмуту чудилась родственная душа, и потому говорить с ней ему было легко.
– Я исполнял свои обязанности в храме, как полагается хорошему жрецу, царевна.
– Скреб полы и бегал на посылках?
Он бросил быстрый взгляд на ее лицо, но не увидел в нем и тени злой насмешки.
– Да, верно.
– И что, ты собираешься заниматься этим до самой смерти или у тебя есть другие планы?
Она разглядывала его длинные тонкие пальцы, сплетенные на колене поверх льняной ткани, и широкие,
