свидетельством крайнего высокомерия, стоическим принятием своей судьбы или признаком слабоумия. Она знала, что женщины гарема относятся к нему со смешанным чувством привязанности и пренебрежения, как к приблудному щенку, и не раз за эти годы задавалась вопросом, понимает ли ее муж, что такое отношение окружающих тлетворно влияет на душу взрослеющего юноши. Разумеется, он понимал. О вырождении человеческой натуры он знал больше, чем кто-либо другой.
– Аменхотеп?
Он медленно обратил к ней взгляд кротких, прозрачных глаз, и его полные губы изогнулись в улыбке, отчего выступающий, неестественно длинный подбородок сделался еще заметнее. Царевич был некрасив, почти отвратителен. Некоторое благообразие его лицу придавал только тонкий орлиный нос.
– Матушка? У тебя утомленный вид. Сегодня все выглядят утомленными. Это из-за жары. – Голос у него был высокий и тонкий, как у ребенка.
Ей не хотелось говорить о пустяках, ей не терпелось сообщить ему поразительную новость, но в какое- то мгновение она поняла, что не может подобрать слова. Поборов нерешительность, она начала:
– Долгие годы я мечтала о том, чтобы сказать тебе это. Хочу, чтобы ты приказал своим управляющим и слугам упаковать все, что желаешь взять с собой. Ты покидаешь гарем.
Улыбка не исчезла с лица, но длинные смуглые пальцы стиснули сиявшую белизной ткань юбки.
– Куда я поеду?
– В Мемфис. Ты будешь назначен верховным жрецом Птаха.
– Фараон умер?
– Нет. Но он болен и знает, что должен назвать тебя своим преемником. Прямой наследник всегда служит верховным жрецом в Мемфисе.
– Значит, он умирает. – Он устремил взгляд к небу. – Мемфис совсем близко от Она, правда?
– Да, да, очень близко. И ты увидишь громадные гробницы предков, и город мертвых в Саккаре, и чудесный Мемфис. Ты будешь жить в летнем дворце фараона. Ты рад?
– Конечно. Можно мне взять с собой моих музыкантов и зверушек?
– Все, что захочешь. – Ей было немного досадно, что он не проявил никаких эмоций, но она объяснила это тем, что он еще не до конца осознал, насколько может теперь измениться его жизнь. – Думаю, нужно полностью освободить твои покои, – продолжила она. – Сюда ты уже не вернешься, и, кроме того, тебе как Гору-в-гнезде предстоит жениться, а будущая царица Египта вряд ли станет жить где-либо, кроме собственного дворца.
Впервые ей удалось расшевелить его. Он резко повернулся, и на мгновение в его глазах вспыхнуло удовлетворение.
– Мне отдадут Ситамон?
– Нет. Ею по-прежнему располагает фараон.
– Но она моя сестра, и она истинно царской крови. – Он поджал губы, нахмурясь.
Доволен он или разочарован тем, что не может получить ее в жены? – задумалась Тейе.
– Сын мой, дни, когда трон передавался только человеку, женатому на особе истинно царской крови, прошли. Теперь выбор делает либо сам фараон, либо оракул Амона.
Аменхотеп скривил губы в презрительной усмешке.
– Меня сын Хапу выбрал бы последним из всех. Я рад, что он умер. Я его ненавидел. Матушка, это ведь ты заставила фараона принять такое решение, правда? – Он оторвал руки от колен и принялся задумчиво теребить крылья своего белого кожаного шлема. – Я хочу Нефертити.
Тейе была поражена.
– Я тоже выбрала для тебя Нефертити. Твоя двоюродная сестра станет тебе достойной супругой.
– Она порой навещает меня и приводит дядюшкиных бабуинов. Она ходит в библиотеку и берет для меня свитки для изучения. Мы говорим с ней о богах.
Значит, Нефертити серьезнее, чем мне казалось, – подумала Тейе.
– Это очень мило с ее стороны, – вслух сказала она. – Тебе предстоит служить в Мемфисе в течение года. Потом вернешься в Фивы, женишься и построишь собственный дворец. Я помогу тебе, Аменхотеп. Знаю, тебе придется нелегко после стольких лет заточения.
Он потянулся к ней и погладил ее руку.
– Я люблю тебя, матушка. Это все благодаря тебе. – Его нежные пальцы ласкали ее запястье. – Захочет ли фараон увидеть меня перед отъездом?
– Не думаю. Он очень плох.
– Но его страх передо мной вполне жизнеспособен! Пусть будет так. Когда я должен ехать?
– Через несколько дней. – Она поднялась, он поднялся тоже, и, поддавшись порыву, она поцеловала его гладкую щеку. – Желает ли царевич Аменхотеп основать свой собственный гарем?
– Со временем, – важно ответил он. – Но я сам стану выбирать себе женщин, когда буду готов. Пока в Мемфисе мне будет не до этого.
– Тогда я покидаю тебя, чтобы передать твои распоряжения. Да живет твое имя вечно, Аменхотеп.
Он поклонился. Когда через несколько мгновений она оглянулась, он все еще стоял там, где она оставила его. Лицо Аменхотепа было непроницаемо.
Прежде чем погрузиться в ежедневную официальную рутину, Тейе отправила сообщение своему брату
