узнал.
— Ты тот парень, — сказал он. — Мик Иничей.
— Я — Никто, — последовал ответ. — А ты должен измениться. Перевернуть страницу. Начать сначала. Или всё для тебя может плохо кончиться.
— Чем плохо?
— Плохо для твоего рассудка, — ответил Король Пиратов, который теперь превратился в его одноклассника. Вместо пиратского корабля они теперь стояли в школьном вестибюле, но шторм продолжался, и пол, словно палуба, ходил под ними ходуном.
— Это всего лишь сон, — сказал Дик.
— Конечно сон, — ответил мальчик. — Я был бы каким-нибудь чудищем, если бы умел делать такое в жизни.
— А что ты можешь со мной сделать во сне? — улыбнулся Дик. — Я тебя не боюсь. У тебя на руке отметина от моего карандаша, забыл? — он кивнул на след от острого грифеля на его руке.
— Я надеялся, что до этого не дойдёт, — сказал мальчик и наклонил голову, будто прислушиваясь. — Они голодные.
— Кто? — спросил Дик.
— Твари в подвале. Или в трюме — смотря где мы находимся, в школе или на корабле.
Дик почувствовал, что его охватывает страх.
— А это не пауки?.. — спросил он.
— Может, и пауки, — ответил мальчик. — Скоро сам увидишь.
Дик затряс головой.
— Не надо, — сказал он, — пожалуйста.
— Что ж, — ответил мальчик. — Выбор за тобой, помнишь? Веди себя по-другому или отправишься в подвал.
Шум нарастал — полушорох-полутопот, и Дик Фартинг понятия не имел, что это, но был совершенно уверен, что, чем бы это ни оказалось, это будет самое жуткое, что он когда-нибудь видел или увидит.
Он проснулся от собственного крика.
Ник услышал этот крик ужаса и почувствовал удовлетворение от хорошо сделанной работы.
Он стоял на тротуаре возле дома Дика Фартинга. Лицо его было влажным от густого ночного тумана. Он был обессилен и едва управлял своим Снохождением — во сне не было ничего, кроме них с Диком, а то, что напугало Дика, было всего лишь шумом.
Но Ник был доволен тем, как всё получилось. Теперь задира станет задумываться прежде, чем пугать малолеток.
Что же делать дальше?
Ник засунул руки в карманы и пошёл прочь, не зная толком, куда идёт. Он решил, что покинет школу, как покинул кладбище. Придётся найти место, где никто его не знает, и где можно будет сидеть целыми днями в библиотеке и читать, и слушать как другие люди дышат. Он задумался, бывают ли ещё на земле необитаемые острова вроде того, куда попал Робинзон Крузо. Можно было бы на таком поселиться.
Ник шёл, не поднимая взгляда. Если бы он посмотрел наверх, то мог бы заметить, что за ним из окна некоей спальни пристально наблюдает пара водянисто-голубых глаз.
Он вышел на тёмную аллею, где почувствовал себя спокойнее.
— Убегаешь, значит? — произнёс девичий голос.
Ник промолчал.
— В этом разница между живыми и мёртвыми, да? — продолжил голос, который принадлежал Лизе Хемпсток. Ник узнал её, хотя ведьмы нигде не было видно. Она продолжала: — Мёртвые никого не разочаровывают. Они уже прожили жизнь, сделали то, что сделали. Мы не меняемся. А живые — с ними сплошные разочарования. Например, встречаешь смелого и благородного мальчика — а он вырастает, чтобы сбежать.
— Ты несправедлива, — сказал Ник.
— Никто Иничей, которого я знала, не убежал бы с кладбища, не попрощавшись с теми, кто его любил. Ты разобьёшь сердце миссис Иничей.
Ник об этом не подумал. Он сказал:
— Я поругался с Сайласом.
— Ну и что?
— Он хочет, чтобы я вернулся на кладбище и бросил школу. Он считает, что туда стало опасно ходить.
— Почему? С твоими-то талантами и с моим колдовством — тебя и замечать-то не будут.
— Я полез, куда не следовало. В школе двое ребят мучили других детей. Я хотел, чтобы они перестали. И привлёк к себе внимание.
Теперь Лизу было видно — рядом с Ником по аллее плыл её призрачный силуэт.
— Где-то поблизости ходит тот, кто хочет тебя убить, — сказала она. — Который убил твою семью. А мы всем кладбищем хотим, чтобы ты остался живой. Можешь разочаровывать и удивлять, и впечатлять, и поражать нас, сколько тебе влезет. Только идём домой, Ник.
— Понимаешь, я наговорил всякого Сайласу. Он будет злиться на меня.
— Если бы он о тебе не пёкся, он бы не мог на тебя злиться, — ответила она.
Осенние листья блестели под его ногами. Туман размывал очертания мира. Всё в жизни Ника вдруг стало не таким простым и ясным, каким было ещё пару минут назад.
— Я сегодня сноходил, — сообщил он.
— И как получилось?
— Хорошо, — сказал он. — То есть, неплохо.
— Расскажи мистеру Пенниворту, он порадуется.
— Ты права, — сказал он. — Расскажу.
Он дошёл до конца переулка, и там, вместо того, чтобы повернуть направо, как собирался, и пойти куда-то в неизвестность, он свернул налево, на центральную улицу — дорогу, которая вела к Дунстан-роуд и дальше, к старому кладбищу на холме.
— Ты чего это? — удивилась Лиза Хемпсток. — Что ты задумал?
— Пойду домой, — сказал Ник. — Как ты советуешь.
Дорогу теперь освещали вывески магазинов. Ник чувствовал запах фритюрного масла из лавки фиш- н-чипсов. Под ногами блестели булыжники.
— Вот и хорошо, — сказала Лиза Хемпсток, снова превратившись в один только голос. Который вдруг сказал: — Беги! Или растворись! Что-то не так!
Ник собирался ответить, что всё в порядке, и что хватит дурачиться, но тут большая машина с мигалкой на крыше резко свернула с дороги и затормозила прямо перед ним.
Из машины вышли двое.
— Извините, молодой человек, — произнёс один из них. — Мы из полиции. Могу я поинтересоваться, почему вы здесь находитесь в такое время?
— Разве это противозаконно? — спросил Ник.
Тот из полицейских, что был покрупнее, открыл заднюю дверцу машины.
— Это тот мальчик, которого вы видели? — спросил он.
Мо Киллинг вышла из машины и посмотрела на Ника с улыбкой.
— Тот самый, — сказала она. — Он всё крушил в нашем дворе. А потом убежал, — она взглянула на Ника в упор. — Я тебя из окна спальни видела, — сказала она. — По-моему, это он бьёт окна в округе.
— Назови своё имя, — потребовал полицейский с рыжими усами, который был пониже ростом.
— Никто, — ответил Ник, а потом воскликнул: — Уйя! — потому что рыжий полицейский больно схватил его за ухо.
— Не морочь мне голову, — сказал он. — Отвечай на вопросы вежливо. Понял?
Ник молчал.
— Где ты живёшь? — спросил полицейский.
